Ответственный представитель - Борис Захарович Фрадкин
— Да н-н-нет…
— Успокоился, значит. Иди-ка к Михаилу Александровичу. Ждут тебя там.
Судьба сама шла ему навстречу. Анатолий поспешно запер верстак и направился к начальнику цеха.
На этот раз начальник был не один. За длинным столом для заседаний сидели технологи, мастера, конструкторы. Были они из разных цехов и отделов. Начальник кивком головы указал Анатолию на свободное место за столом. Анатолий сел рядом с двумя бригадирами-модельщиками, Осиповым и Марковым, старыми кадровиками.
На столе лежала груда чертежей, отпечатанных на светочувствительной бумаге. Но собравшиеся обсуждали только один чертеж, который перелетал из рук в руки с конца стола на другой. Его выхватывали друг у друга, тыкали в него пальцем и возбужденно кричали, именно не говорили, а кричали, потому что каждый пытался своим голосом покрыть голоса соседей. Михаил Александрович стучал карандашом по столу; на короткое время шум стихал, словно залитый пожар. Начальник предоставлял кому-нибудь слово. Но выступавшему не давали договорить до конца. Спор снова вспыхивал и разгорался во всех концах. Потом голоса усиливались, и пожар спора бушевал страстно и безудержно.
Анатолий не сразу понял, что тут происходит. Марков пояснил ему:
— Приспособление конструкторы придумали, да такое мудреное, что не могут решить, кому его делать: сварщикам, кузнецам или литейщикам. Нам-то оно не под силу, ну а сварщикам и кузнецам и подавно.
Михаил Александрович решительно потребовал тишины. Его смуглое лицо с темными глазами казалось разгневанным.
— Мы не на ярмарке, в конце концов, — сказал он. — Главный инженер ждет от нас разумного и обоснованного решения. Михеев, ты определенно утверждаешь, что сварка здесь ничего не даст?
— Точно, Михаил Александрович, — вскочив на ноги, отозвался с дальнего конца стола остроносый и маленький технолог сварочного цеха. — Мы этот вопрос второй день обсуждаем.
— Отковать, видимо, тоже не удастся.
— Не удастся, — в один голос воскликнули технологи и мастера из кузнечного цеха.
— Значит последнее слово за нами. Ну, литейщики, высказывайтесь!
В комнате наступило молчание.
— Отлить, может быть, мы и сумеем, — сказал кто-то из литейщиков, — да только модельщикам с моделью для такой мороки не справиться. Немыслимое количество переходов. Тут работа гравера, а не столяра; у нас так еще никогда не бывало.
— Трудно, — согласился старший технолог литейного цеха.
— А ну, дайте посмотреть чертеж бригадирам. Пусть они сами скажут.
Переходя из рук в руки, чертеж проделал путь через весь стол. Его положили перед Анатолием. Первое, что бросилось ему в глаза, это размашистая подпись Рыбкина в графе «Утвердил». А в графе «Конструировал» он разобрал витиеватую, очень мелкую подпись Нины.
Потом глаза Анатолия побежали по контуру чертежа. Еще не изучив его, Анатолий инстинктивно почувствовал: не сделать. Его бригаде, по крайней мере, с такой работой не справиться. Не бывало в цехе таких сложных моделей. Всмотревшись во все проекции чертежа, представив деталь в пространстве, Анатолий снова убедился в правильности своего вывода: его бригаде с этим делом не справиться.
Но, подняв глаза от чертежа, Анатолий увидел, что все сидящие за столом смотрят на него, смотрят молча, сосредоточенно, будто от него, Анатолия, ждут решающего ответа — быть или не быть приспособлению.
Анатолий поспешно передвинул чертеж соседу, модельщику Осипову, у которого когда-то сам обучался искусству столяра.
Осипов, взглянув на чертеж, коротко обронил:
— Не выйдет.
Марков очень долго рассматривал чертеж прищуренными глазами. Потом достал очки, откашлялся и снова принялся изучать его.
— Не получится, — подтвердил и он. — Намудрили конструкторы.
— Намудрили! — поддержали его технологи.
— Конечно, — начал Осипов, — надо бы поддержать честь цеховую…
— Сегодня не в чести дело, — раздраженно перебил его начальник цеха. — В этом приспособлении заключены интересы всего завода. По замыслу авторов, оно должно вдвое поднять выработку расточного цеха. Вдвое — понимаете, товарищи? А расточный цех — самое узкое место на нашем заводе. Так что давайте хорошенько подумаем, прежде чем делать окончательный вывод. Идея Рыбкина блестяща по своему замыслу, и от нас, литейщиков, зависит жить ей или быть похороненной. Конструкция, конечно, очень сложная, корпус чрезвычайно замысловатый. Да что ж тут поделаешь…
Совещание продолжалось. Анатолий сидел, потупив глаза, будто чувствовал себя в чем-то виноватым. Но после того, как он передал чертеж Осипову, на него уже никто и не смотрел.
Анатолия тянуло еще раз взглянуть на чертеж… Подсознательное чувство подсказывало ему, что дело все-таки не так уж безнадежно, как об этом твердили вокруг.
С мучительным нетерпением дождался он конца совещания. Люди расходились хмурые, недовольные собой.
Осипов, спускавшийся по лестнице вместе с Анатолием, говорил:
— Всякому мастерству своя мера положена. А тут эдакое чудище придумали. На бумаге — что? На бумаге все просто да гладко получается. Нет, ты вот сам попробуй в дереве-то покопаться. Конечно, выдумка-то не без головы сделана. Башковитый, видать, этот Рыбкин. Весь вопрос упирается в расточку. Ежели, допустим, дадут деталей вдвое против прежнего, так и весь механический корпус вдвое даст. Ну, тогда, оно конечно, наших машин на весь Союз хватит…
Осипов продолжал говорить, и Анатолий поймал себя на том, что внимательно прислушивается к его словам. Правда, тот повторял только что сказанное начальником цеха… Рыбкин… Рыбкин делал для завода. А ради чего он, Анатолий Осоков, хитрит с самим собой?
Не дойдя до последней ступеньки лестницы, Анатолий повернулся и побежал обратно, вверх.
— Михаил Александрович, — сказал он, без разрешения войдя в кабинет, — позвольте мне еще раз взглянуть на чертеж.
— Смотри, смотри, Осоков, — начальник цеха охотно развернул уже изрядно потрепанный лист бумаги, — может быть, и подскажешь что-нибудь.
Анатолий, разглядывая чертеж, волновался. Он не решался еще признаться вслух, но уже чувствовал, какое решение сейчас примет и примет непременно.
— Сделаю, — сказал он, наконец, и тут же поправился: — сделаем, Михаил Александрович.
— Ты это не сгоряча? — удивился начальник цеха.
— Да нет уж, Михаил Александрович, не сгоряча. Трудно, конечно, а попытаться следует. У меня мысль такая появилась: на станке заготовок не выточишь, профиль сложный. Так я в собранном виде внутренние полости доведу.
— В собранном виде? Да сумеешь ли? Многое на глаз делать придется. Штангелем не везде пролезешь.
— Раз нужно на глаз, сделаю на глаз.
— Подожди-ка! — Михаил Александрович тоже разволновался. — Говоришь, в собранном виде? Это идея. Неосуществимая на первый взгляд, но… чем чорт не шутит. И ты берешься?
— Берусь. Я же сказал.
— А ну-ка, подвинься ближе, подвинься.
Вошла секретарь. Михаил Александрович принял у нее принесенную на подпись бумагу, быстро пробежал ее глазами, расчеркнулся пером, не спеша придавил бумагу тяжелым пресс-папье и снова углубился в рассмотрение чертежа. Секретарь, сдерживая улыбку, скрылась за дверью.
Анатолий и начальник цеха беседовали долго. Отпуская Анатолия,