Фундамент - Алексей Филиппович Талвир
— Вы родной язык, надеюсь, не забыли? Книги на чувашском языке читаете? Интересно, как вы смотрите на то, что в нашем алфавите появились буква «ф» и твердые согласные «б», «г», «ж», «з»? В старом яковлевском правописании этих букв ведь не было. Разве чуваш скажет Фадей Фадеевич? Нет, он говорит Хвадей Хвадеевич…
— Я учился в чувашской школе и хорошо помню чувашскую грамматику…
— Как, по-вашему, приживутся эти буквы в чувашском языке? Мне думается — нет. Я считаю, что твердые согласные и букву «ф» можно оставить в алфавите лишь для фамилий, которые мы заимствуем у русских.
— Мне трудно об этом судить… — уклончиво ответил Яндураев. — Поживем, увидим.
— Да, да, жизнь покажет, что реформаторы чувашского алфавита лишь искалечили чувашский язык. Я в этом уверен. — Фадей Фадеевич, извинившись перед гостем, удалился в другую комнату. Его клонило ко сну.
Мария Фадеевна попросила извинения у Яндураева за причуды отца:
— Он просто помешался на этом алфавите. Тодор Грозданович в чувашском языке ничего не смыслит, а папа и ему не дает покоя.
Христову также было о чем поговорить с новым директором химзавода. До зимы нужно завершить строительство дома для шахтеров. Назрела необходимость удлинить железную дорогу, связывающую завод с рудниками. Не хватает вагонеток для штолен. Пора подумать об увеличении конного парка. Остро стоит вопрос о строительстве нового помещения для столовой…
И еще… под фосфоритной рудой лежит толстый слой горючих сланцев. Трест «Фосфорит» не считает нужным оплачивать его добычу. А шахтеры продолжают поднимать его на-гора. Это же преступление, оставлять сланец под землей, чтобы чуть позже вновь налаживать добычу! Что думает об этом товарищ Яндураев?
Прощаясь, Анатолий пригласил супругов Христовых в воскресенье к себе в гости.
— Перебрались в свою постоянную, директорскую квартиру. Надо отметить новоселье.
Зина Яндураева в ожидании гостей очень волновалась: хватит ли вин, понравятся ли блюда. Как посмотрят сослуживцы мужа на ее туалет…
Первыми в назначенное время пришли Христовы. За ними появился Кугаров, потом потянулись и остальные приглашенные.
Анатолий, тут же у дверей, представлял их жене. А Зина, розовая от возбуждения, в самом красивом из своих платьев, всем энергично трясла руки, гостеприимно ворковала:
— Очень рада, очень-очень приятно. Проходите, пожалуйста, садитесь, будьте как дома…
Особенно она обрадовалась появлению в своей квартире московского друга Анатолия Аполлона Сурманчова. Добрый, общительный, он сразу внес в маленький кружок гостей непринужденную оживленность. И даже взял на себя труд помогать Зине подносить закуску.
— Аполлончик, каким ветром занесло вас в наши края? — кокетливо спросила его Зина на кухне. — Неужели по доброй воле?
— Приехал, чтобы оказать помощь газете политотдела МТС. Анатолий предлагает остаться, помочь создать типографию для многотиражки химзавода.
— Ну и как? Вы согласны? Соглашайтесь!
— Надо подумать. Осенью хотел пойти учиться.
— По какой же линии решили идти?
— По линии полиграфии, дело знакомое, может, легче будет даваться. Затянул я с этим вопросом.
В кухню забежал Анатолий, подмигнув жене, сказал:
— Надо женить его на местной красавице, чтобы не рвался в Москву. Такую должность предлагаю — директор типографии! А он еще не соглашается!
— Может, и правда, Аполлончик? Мы это дело мигом провернем! — Зина кокетливо улыбнулась и побежала в зал.
Многие из гостей уже были наслышаны, что у нового директора завода жена — красавица. Теперь они сами убедились в этом. Больше того, все находили Зину еще и милой, приветливой, доброй. А судя по округлившейся талии, не за горами время, когда она осчастливит мужа и наследником.
Как только Анатолий завел патефон, Зина положила руку на плечо Аполлона и закружилась с ним в вальсе. На следующий танец ее пригласил Кугаров, высокий, по-военному подтянутый, он щелкнул каблуками своих блестящих, как зеркало, сапог, галантно поклонился. Зина, сияя улыбкой, вспорхнула со стула.
Кугаров танцевал с необыкновенным вдохновением. И, как показалось Яндураеву, да и не одному ему, чрезмерно энергично сжимал хозяйку в своих объятиях.
На краковяк Кугаров вновь пригласил Зину. Анатолий, взревновав не на шутку, остановил патефон.
— Что случилось? — Зина, сияющая, раскрасневшаяся, подбежала к мужу.
— Иголка затупилась, пластинку царапает.
Заменив иглу, Анатолий поставил другую пластинку. Это была старинная чувашская песня. Расчувствовавшийся Кугаров, явно не подозревая за собой никакой вины, подошел к патефону и стал подпевать.
Зина тем временем сбегала на кухню, принесла поднос с чайными чашками.
Все вернулись к столу, стали пить чай. Хозяйка предлагала печенье, варенье и другие сладости.
Анатолий заметил, что не только элегантный Кугаров не сводит с его жены очарованного взгляда. Но не ревновать же Зину ко всем! Значит, такая уж она у него красивая, милая, очаровательная женщина! И захмелевший Яндураев почувствовал себя самым удачливым и счастливым мужем.
И вдруг резкий неожиданный звонок в квартиру.
Анатолий, заподозрив что-то недоброе — гостей он больше не ждал, в такое неурочное время по пустякам беспокоить его не будут, — подбежал к дверям.
— Кто? Кого нужно? — спросил он через дверь.
— Милиция. Откройте.
Яндураев повернул ключ в замке.
Вошли два милиционера.
— Просим прощения за вторжение, — сказал один из них. — Но нам нужен гражданин Кугаров. Нам сказали, что он у вас.
— Да, он здесь, — ответил Анатолий. — Но в чем дело? — Тотчас исчезли и легкое опьянение, и сознание собственной исключительности.
Гости испуганно умолкли, вопросительно переглядываясь.
Кугаров вышел вперед. У него мелко стучали зубы, дрожали руки. Подковообразный шрам побелел, как обведенный мелом.
— Что вам от меня надо? — срывающимся голосом спросил он.
— Вы арестованы.
— На каком основании?! Вы не имеете права! Я протестую!
— На основании вот этого ордера на арест, — ответил тот же работник милиции, старший в чине. — Вы подозреваетесь в убийстве крестьянина Мирокки…
— Это клевета! — выкрикнул Кугаров. Его маленькие узкие глазки скользнули по лицам гостей, но на них он не увидел ни сочувствия, ни поддержки.
— Выходите, — услышал он распоряжение. Оба милиционера с пистолетами наготове последовали за ним.
— Не Кугаров он, а Курганов, белый офицер. Я вспомнил! — воскликнул Христов. — По его приказу меня должны были расстрелять! Бедный Мирокки! Это я виноват, что вовремя не разоблачил этого бандита, я! Когда нас встречали на вокзале, он подошел ко мне… Я долго думал, где видел это лицо со шрамом! И не мог вспомнить. А вот сейчас, вдруг, сразу… Товарищи, я иду в милицию!
Гости, испуганные, отрезвевшие, стали расходиться по домам.
Зина обняла мужа, зашептала:
— Ой, нехорошая это примета… Перед тем как нам приехать, убили человека. В день нашего новоселья, да еще и у нас в квартире, арестовали убийцу. Как бы не случилось чего с тобой, Толя.