Суровые дни - Клыч Мамедович Кулиев
Среди пеших шел, согнувшись под тяжестью скарба и тяжело загребая ногами дорожную пыль, тощий туркмен с седеющей бородой и глазами мусульманского мученика. Все его богатство состояло из батмана пшеницы да двух рваных одеял, поверх которых были привязаны старая кошма и кумган. Поминутно оглядываясь и тяжело, со свистом дыша, он ругал жену:
— Иди проворнее, чтоб тебя!.. Ноги ватные, что ли?..
Женщина всеми силами старалась не отставать, но это ей плохо удавалось. Под мышкой одной руки она держала старый короб с разной рухлядью, другой рукой крепко прижимала к себе девочку. Та, словно чувствуя свалившуюся на родителей беду, сидела тихо, хотя ей было неудобно, и только вертела головенкой, как галчонок, сверкая черными бусинками глаз. Женщина была больна, она с трудом поднялась с постели, и муж знал об этом, но, охваченный общей паникой, беспрестанно подгонял ее, стараясь не отставать от бегущих людей.
Неожиданно женщина запнулась, остановилась и вдруг без крика, без стона рухнула навзничь, как подрубленная.
Борык покатился в одну сторону, девочка отлетела в другую и громко заплакала. Несколько человек остановились, пытаясь помочь упавшей, но она была без сознания. Одна из женщин подложила ей под голову какой-то сверток, вторая подняла девочку и стала ее успокаивать.
Муж сбросил свой узел, выдернул одно из одеял, положил на него жену. Крепко обнимая притихшую дочку, он с тяжким вздохом обреченно сказал:
— Для нас все кончено… Не задерживайтесь, люди!
Однако остановившиеся не тронулись с места. Высокий кряжистый, как старый карагач, яшули сердито сказал:
— Не говори глупостей! У всех сегодня общее горе, не хватало еще, чтобы мы друг другу в помощи отказывали!.. А ну-ка, сынок, — обратился он к одному из парней, — живо неси сюда палас!
Парень побежал за паласом, а яшули, взявшись за один угол одеяла, на котором лежала женщина, приказал:
— Беритесь, люди!
Вместе с одеялом больную перенесли на палас. Четверо парней по приказу яшули подняли палас, и толпа тронулась снова.
В это время передовой отряд конницы Абдулмеджит-хана ворвался на южную окраину Куммет-Хауза. Не встретив никакого сопротивления, всадники двинулись дальше, сопровождаемые только лаем собак, — село словно вымерло. Часть всадников спешилась, а другая часть пустилась в погоню за беженцами.
Молодой длинноногий юзбаши, грозно размахивая саблей, закричал, наезжая на толпу:
— Назад! Поворачивайте назад, скоты! Всех зарублю на месте! — И, объезжая стороной остановившихся людей, поскакал в сторону Чагыллы: за теми, кто успел уйти уже далеко. Сарбазы последовали за ним, а человек семь-восемь остались около беженцев.
— Давай, поворачивай!
— Быстрее шевелись!
— А ну, выходи кто хочет остаться на корм для стервятников!
Люди угрюмо молчали. Теперь, когда опасность стала не воображаемой, а реальной, когда они столкнулись с врагами лицом к лицу, страх перед кизылбашами исчез. Вместо него пришло чувство ненависти.
— Чего морщишься? — грубо крикнул сарбаз, грудью коня толкая высокого старика. — Давай, поворачивай свою отару!
Бросив на него взгляд, полный гнева, яшули ничего не сказал. Сарбаз, глумясь, поддел его подбородок рукояткой плети.
— Тебе говорю, старый дурак!
Яшули, словно очнувшись от сна, схватил всадника за руку, с силой рванул на себя, и тот от неожиданности не сумел удержаться, вылетел из седла и покатился в придорожные заросли верблюжьей колючки. Сарбазы выхватили сабли и кинулись к смельчаку, но старика уже оттеснила толпа. Женщины размахивали кумганами, мужчины, схватив палки, а то и просто с кулаками двинулись на врагов. Всадники принялись отмахиваться саблями. Один парень ахнул и замертво свалился на землю. Толпа рассвирепела.
Поняв, что дело оборачивается плохо, сарбазы пустились наутек, оставив двух своих товарищей: один надрывно стонал, ворочаясь в пыли, второй, тот, что задевал яшули, неподвижно лежал с проломленной головой. Беженцы тоже пострадали. Один парень был зарублен, четверо ранены. Страшно кричала женщина с разрубленным плечом. Ей вторила старуха, чей сын пал от руки сарбаза, и молодая женщина, потерявшая своего любимого. Напуганные суматохой коровы и телята разбежались в разные стороны, но большинство повернуло в сторону Куммет-Хауза. Никто и не пытался их остановить — теперь уж было не до имущества.
Со стороны Куммет-Хауза показалось человек шестьдесят всадников. Беженцы дрогнули: это шла смерть. Некоторые малодушно принялись читать молитвы. Но таких было немного. Люди стояли с крепко сжатыми кулаками, готовые к схватке.
Сарбазы сходу окружили толпу, но сабли их были вложены в ножны. Маленький, с приплюснутым носом юзбаши окинул взглядом убитых и раненых, с упреком сказал, обращаясь к беженцам:
— Что же это такое, братья? Мы пришли сюда помочь вам, а не проливать кровь. Скоро прибудет сам господин темник и привезет для вас хорошую весть. Вернитесь назад! Ничего не опасайтесь, ничего дурного с вами не случится.
Недаром говорят, что доброе слово и змею из норы выманит. Напряжение людей спало, кулаки разжались. Высокий яшули сказал за всех:
— Ладно. Мы пойдем. Только не вздумайте нас гнать, как пленных.
— О чем вы беспокоитесь, ага! — сделал удивленные глаза юзбаши. — Поверьте, вам никто не хочет зла. Вернитесь — для вас же лучше будет. Валла, правду говорю!
Он приказал всадникам подобрать пострадавших сарбазов, а яшули обратился к толпе:
— Я думаю, люди, если уж умирать, то лучше дома. Пойдемте.
Притихшие было во время переговоров женщины заголосили снова. Мужчины мрачно молчали, но было видно, что они согласны с яшули. Да и выхода не было.
А в Куммет-Хауз с западной его стороны уже входили сарбазы, предводительствуемые Абдулмеджит-ханом. Салютуя ему, дважды ухнули пушки. У минарета, где недавно ютились сотни беженцев, уже стоял шатер хана. Конники и люди Эмин-ахуна ждали победителя.
Едва Абдулмеджит-хан сошел с коня, как его окружили, кланяясь и приветствуя. Кривоглазый пузатенький яшули обратился к нему от имени ахуна:
— Добро пожаловать, господин темник! Жаль, что ахун не смог встретить вас лично — несколько дней бедняга не в силах подняться с постели… Да поможет ему бог!.. Добро пожаловать к нам!..
Хмурясь, хан высокомерно кивнул и вошел в шатер, куда немедленно потребовал сотников для доклада. Выслушав их, Абдулмеджит-хан разгневался. Эта хитрая лисица Эмин продолжает играть в больного. К тому же люди все-таки попытались бежать, несмотря на все его
