Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

Наташа, взяв под руку Чигитову, повела ее по тропинке, в сторону от деревни. Когда они остались вдвоем — другие женщины, перегнав их, разошлись в разные стороны, — Наташа, опять улыбнувшись, сказала:

— Я хорошо знаю Дусю, племянницу тети Нюры.

Харьяс обомлела: вдруг эта русоволосая девушка была к ней специально подослана, чтобы выяснить, кто она, с какой целью сюда прибыла.

— Да не бойтесь вы меня, я — свой человек и хочу вам помочь, — сжав ее руку, продолжала Наташа. — Скажите, вы не Харьяс Харитоновна?

— Почему вы так думаете? — дипломатичным вопросом ответила Харьяс.

Оглянувшись, Наташа сказала:

— Я ухаживала за раненым майором, он мне рассказывал о своей жене, Харьяс Харитоновне. Она так похожа на вас! То есть вы на нее.

— Это правда, Наташа? Вы ухаживали за моим мужем? — Харьяс кинулась к девушке, обняла ее. — Где он? Расскажите мне все о нем.

— Пойдемте в лес, — сказала Наташа. — Там мы найдем Костю, связного, он вас проведет в партизанский отряд к мужу.

— Сначала надо бы зайти к тете Нюре, — приостановилась Харьяс. — У нее там спирт и перевязочный материал…

— К ней зайдем потом. Сейчас важно встретиться с Костей. Он расскажет о новостях в отряде. Возможно, Кириллу Герасимовичу сделали операцию.

— Заражения крови не было бы… — испугалась Харьяс.

— Пошли, пошли. Костя нам все расскажет. Вы давно женаты с майором? Вам сколько лет? Вы очень любите мужа?

Уставшая и взволнованная женщина машинально и односложно отвечала на вопросы.

Наташа оказалась не такой уж и молчаливой…

Поднявшись на пригорок, откуда село было видно как на ладони, они увидели стадо коров, которое гнали на запад конные солдаты. Наташа испуганно дернула за руку Харьяс, намереваясь повернуть обратно, но их заметил один из солдат. Он крикнул: «Ком!»

Это означало: идите ко мне. Женщинам ничего не оставалось как повиноваться.

— Млеко! Млеко! Дой-дой! — говорил немец, гарцуя на коне и имитируя руками дойку коров.

Стадо остановили. С обозных телег немцы достали ведра, одной из них вручили Харьяс, другое Наташе.

— Млеко, дой-дой! — повторил, спешившись, немец, показывая на уставших животных.

Харьяс в юности доила корову. Она не испугалась, что сейчас ей придется подтвердить свое крестьянское происхождение.

Наташа озабоченно шепнула ей: «Совхозные, гонят в Германию. Прямо зло берет. Как же их не эвакуировали?»

Они надоили по ведру молока. Когда над подойниками вздулась белая шапка молочной пены, из деревни охранники пригнали еще нескольких женщин. Им также вручили ведра, объяснили, что нужно делать. Коровы были давно недоены, вымя так и распирало от молока, они стояли спокойно.

Сердобольные женщины, сочувствуя животным, ласково поглаживали их, шептали:

— Милые, страдалицы… Не только людям и вам, бессловесным буренкам, нет жизни от этих иродов…

Молоко сливали во фляги, установленные на телегах.

«Днем для врагов рыли траншей, теперь доим коров», — сокрушалась Наташа, сидя под выменем очередной коровы. Когда подойник снова наполнился ароматным пенистым молоком, девушка поднялась и направилась к месту слива, но споткнулась. Ведро опрокинулось… Подбежал немец, очевидно, старший из охранников. Из лавины слов, которые он обрушил на девушку, Харьяс уловила и поняла только одно — швайн — свинья.

Сам распаленный своей руганью немец схватил Наташу за руку, швырнул ее в сторону и на глазах всех прошил автоматной очередью. Этим унтер-офицер, очевидно, хотел дать понять, как бережно надо относиться к немецкому добру. Самосуд вызвал панику среди женщин, и они бросились бежать к лесу. Охранники подняли крик: «Цюрюк! Цюрюк!» Пустили несколько очередей поверх голов. Но женщины не остановились, не вернулись к стаду, скрылись в ближайшем лесу. Лишь одна Харьяс стояла в оцепенении возле телеги, и немец, похлопывая ее по плечу, приговаривая: «Гуд, фрау, гуд». Солдат хотел ее подбодрить: она поступила разумно, не убежав в лес. Харьяс сознавала, что девчата поступили правильно, они оказались более решительными и храбрыми, чем она. Ей стало стыдно за свою слабость, минутную растерянность. Утешало одно: ее ждет раненый муж, и она не имеет прав на необдуманные рискованные поступки.

Харьяс уже слышала о зверствах фашистов в оккупированных районах. Она думала, что немцы беснуются из-за диверсий партизан и населения. Но вот на ее глазах погибла девушка из-за ведра молока! Можно ли после этого быть уверенной, что следующая пуля не унесет твою жизнь? Ах, как ей нужно добраться до леса! Где-то там скрываются партизаны, и бродит в ожидании ее Апухтин. Смерть Наташи так отдалила ее от цели.

Когда Харьяс подоила остальных коров, старший унтер приказал гнать стадо дальше. Обозники запрягли лошадей. Харьяс надеялась, что теперь ее отпустят.

В тот момент, когда была подана команда трогаться, со стадом поравнялась огромная грузовая машина. Из кабины выскочил немецкий офицер и жестом приказал остановиться. Старший конвоя, что застрелил Наташу, спешился, и держа левой рукой за уздечку коня, правую выбросил вперед, приветствуя офицера. Пастухи-охранники также все спешились, обозники начали распрягать лошадей. По-видимому, было распоряжение остановиться здесь на ночлег. Харьяс старалась держаться за телегами, чтобы ее не заметил прибывший офицер. Это, кажется, соответствовало и намерению обозника, старавшегося держать ее около себя. В его глазах Харьяс хотя и замечала временами недобрые вспышки, но все же находила что-то человеческое. Она надеялась, что этот пожилой солдат сжалится над ней и отпустит.

Около грузовика раздался выстрел. Харьяс, застигнутая врасплох, испуганно вскрикнула. Доброжелательный обозник стал успокаивать ее: оказывается, грузовик прибыл за мясом, так вот, застрелили первую корову. Из кузова машины стали выпрыгивать девушки — их было около десяти, все русские. Обозник подвел к ним Харьяс, представил как местную жительницу — гуд фрау. Девушки осмотрели ее чуждо, осуждающе. Харьяс, поняв соотечественниц, не обиделась, взглядом показала на труп Наташи, лежавший возле дороги.

— Кто это сделал? За что ее убили? — посыпались вопросы.

Поняв, что Чигитова оказалась здесь, как и они, не по своей воле, прониклись к ней доверием, рассказали о себе: их привезли сюда, чтобы подоить коров. Все они из одной деревни — Сергеевки.

— Коровы уже подоены, а доярки убежали в лес, — сказала Харьяс.

Между тем офицер, отобрав очередную корову, приказал, чтобы ее отвели в сторону и скомандовал:

— Файер!

Старший конвоя сунул в рот корове тяжелый пистолет и выстрелил. Животное упало как подкошенное. Когда таким образом было уложено три коровы, девушкам приказали поднять их в кузов. Но те, как ни старались, не смогли даже сдвинуть с места коровью тушу. Солдаты взялись им помогать. Но и всем им оказалось не под силу поднять на руках такую тяжесть в высокий кузов машины. Тогда