Фундамент - Алексей Филиппович Талвир
Специалистов по освежеванию не нашлось. Двух девушек решили послать в село, чтобы они привели стариков, умеющих разделывать туши. Третьей с ними напросилась Харьяс.
Она повела девушек и сопровождавшего их немца прямо к тете Нюре. Та, узнав в чем дело, вызвалась мигом собрать людей. Себе в помощницы она взяла Харьяс: остальные пусть себе погреются, отдохнут, попьют чайку.
Харьяс рассказала тете Нюре о гибели Наташи. Та всплакнула, шепнула, что недавно, как потемнело, заходил Афанасий Апухтин, спрашивал про нее. Обещал наведаться ночью.
Харьяс попыталась узнать, что известно тете Нюре о партизанском отряде. Оказалось, та уже оповестила партизан через связного Костю о прибытии жены майора Чигитова, и при первой же возможности за ней обещали прийти. Оставалось самое сложное — избавиться от немцев.
В деревне из мужчин осталось только два старика. Один из них заявил, что болен и не только идти куда-то, с постели подняться не в силах. Второй, узнав, чего от него хотят, возмутился: «Помогать немцам убивать колхозный скот! Да пусть прежде чем я возьмусь за такое дело, руки у меня отсохнут!»
Тетя Нюра все же уломала старика.
Подходя к дому Конюшковых, все поняли, что-то произошло: во дворе слышалась немецкая речь, раздался выстрел…
Тетя Нюра подбежала к калитке, распахнула ее. Двор был полон солдат, они наставили на пришедших автоматы. Девушки испуганно жались к стене дома. У них были связаны руки. У колодца, под самыми окнами, лежал чей-то труп. Хозяйка дома, не обращая внимания на угрожающе топорщившиеся дула, опустилась перед ним на колени. И узнала проводника Харьяс — Апухтина.
Немцы набросились на Харьяс и старика. Со словами: «Ти есть партизан, ви все есть партизан», — связали им руки, поставили к стене. Через минуту рядом с ним стояла и тетя Нюра.
Харьяс шепотом спросила девушек, что тут случилось.
Оказывается, в их отсутствие в дом Конюшковых зашел Апухтин. Увидев немца, он отнял у него автомат, связал ему руки. Одна из девушек, которой он передал автомат, нечаянно нажала на гашетку. На выстрел примчались немецкие солдаты.
Вскоре к дому председателя сельского Совета были согнаны десяток старушек, старик, недавно сказавшийся больным, дети всех возрастов, несколько девушек и молодых женщин, днем рывших траншею. А также арестованные во дворе Конюшковых.
Немецкий офицер объявил, что за нападение на солдата фюрера все население деревни подвергается аресту и отправляется в специальный лагерь. Расходиться по домам, брать с собой какие-либо вещи или продукты запрещалось.
Через несколько минут на глазах напуганных людей были подожжены их дома.
10
Поезд тронулся ночью. В товарном вагоне, запертом снаружи, было темно, холодно и тесно. Рядом с Харьяс сидели те две девушки из Сергеевки, которых арестовали вместе с ней в Петровском. Одна из них, Шура, не потеряла бодрости духа, как могла утешала подруг по несчастью, подбивала на побег при первом же удобном случае. Но только в душе Харьяс находили отклик ее фантастические планы.
Другой сергеевской девушке, Варе, напротив, все представлялось в самом мрачном свете.
О том, куда их везут, никто в поезде не знал. Настроение, у всех было подавленное, многие плакали, вспоминая родных, с которыми были разлучены.
Перед отправлением их целый день держали на станции под открытым небом за колючей проволокой. Люди, голодные, озябшие, потрясенные, едва держались на ногах.
В котомках некоторых женщин нашелся хлеб, сало или какие-то другие продукты. Они делились ими с подругами. Но за день пребывания в голодном лагере эти мизерные запасы растаяли. Чтобы отвлечься от горьких дум и предчувствий, постепенно разговорились.
Шура села рядом с Харьяс, шепотом рассказывала ей о своих близких: мать ее работала в колхозе птичницей, отец заведовал конным двором. Кроме нее в семье были брат, он в первый же день войны ушел на фронт, и три младшие сестры. С приходом немцев отец Шуры ушел в лес, стал партизаном, мать с детьми оставалась дома. А Шуру и ее сельских сверстниц староста каждый день отправлял работать на немцев — то возить с поля картофель, то чистить его на солдатской кухне. После работы их на ночь отпускали домой. А теперь вот мать ночей не спит, плачет по ней.
— Хоть бы весточку какую подать, что я живая, — печально сказала Шура и положила голову на плечо Харьяс.
Варя все время молчала и напоминала о своем присутствии лишь горькими приглушенными всхлипываниями. На вопрос Харьяс, кто у нее остался дома, девушка сквозь слезы прошептала: «Мама и братишка Додя». Больше от нее ничего не удалось услышать.
Чтобы согреться, люди жались друг к другу. По соседству с Варей сбились в кучу еще несколько девушек. Одна из них сняла с себя теплый платок и накинула на плечи Вари. «Не хандри, — сказала она. — Если очень замерзла, садись ко мне спиной, когда сидишь спина к спине, сразу становится теплее». Варя едва слышно поблагодарила: «Спасибо, Аня!» Через некоторое время Аня еще раз обернулась к подруге: «Есть хочешь?» Варя голоса не подала, дескать, чего спрашивать, сама знаешь! Аня покопалась в своей котомке и что-то протянула Варе. В холодном и неуютном вагоне тотчас появился ароматный запах ржаного хлеба. Он с новой силой обострил чувство голода, воспоминание о родном домашнем очаге. Тусклый свет, проникавший через небольшое прямоугольное окно-отдушину в верхнем углу вагона, упал на Варины руки: она разламывала свой крошечный кусочек хлеба. Одну половину сунула себе в рот, другую протянула Харьяс. Та, поблагодарив, поделилась с Шурой. И решила встать, чтобы размять затекшие от долгого и неудобного сидения ноги.
— Куда встаете? Прогуляться хотите, что ли? Потерпите уж до утра, — сказала Аня. — Утром, если не откроют дверь, зубами прогрызем дыру и будем кричать, чтобы дали поесть. Сволочи, хоть бы соломы побольше подкинули.
— Ноги отсидела, — ответила Харьяс. — Никуда не хочу, только бы ноги выпрямить. Спасибо за хлеб. Очень вкусный. Кажется, никогда ничего вкуснее не ела.
— Мать пекла, — не скрывая гордости, сказала Аня, протягивая Харьяс руку. — Держитесь, не упадите. Хорошо, что вы догадались теплый зипун надеть. Варя вон в одной жилетке трясется. Словно, в гости собралась.
— Разве ж мы знали, что попадем в лагерь, — заступилась за подругу Шура.
— А нас предупредили, сказали, чтобы оделись потеплее и на сутки взяли с собой еды, — продолжала Аня. — Но было объявлено, что идем на станцию грузить вагоны. А вот, оказалось, что самих погрузили, как
