Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

— Ну что ж, — согласился лейтенант. — Давайте осмотримся, переждем. Ефрейтор Шушканов, разведайте, нет ли где поблизости глубокой ямы или оврага, заросших высокой травой.

Подходящая балка была обнаружена на опушке леса. Но неподалеку возвышались два курганчика, на которых, как муравьи, копошились немцы. Все ясно, оставаться здесь нельзя, держать ориентир на поле также небезопасно, они стали бы хорошей мишенью для вражеских солдат.

Был принят следующий порядок передвижения: первым идет Прокопенко, за ним — пленный, потом Шушканов, последним, замыкающим, — Чигитов. Лейтенант указал Прокопенко направление. Шли гуськом по гулкому сосновому лесу. На фоне тонких светло-красных стволов человеческие фигуры в форме зеленоватого цвета были хорошо заметны. И как нарочно — ни кустов, ни подлеска. Все это тревожило Чигитова. И когда группа набрела на неглубокую впадину, припорошенную коричневой прошлогодней хвоей, он приказал остановиться, залечь. Сам, прежде чем укрыться, осмотрелся, прислушался.

Пленный, вроде бы безразличный ко всему на свете, с удовольствием растянулся в указанном ему месте, закрыл глаза. Но ефрейтор бдительно следил за каждым его движением. Чигитов, удостоверившись, что поблизости никого нет, тоже прилег. Сержанта Прокопенко послал разведать, в каком направлении им дальше безопасней держать путь.

Микола вскоре вернулся. У него был довольный вид: чуть левее начинался смешанный лес. Между деревьями зеленой стеной вздымались кусты бересклета, орешника, проталины между ними были затянуты густыми зарослями широколистного высокого папоротника. Разведчики с облегчением вздохнули. Здесь они почувствовали себя более уверенно. И все же шли осторожно, соблюдая прежний порядок: Прокопенко — пленный — Шушканов — Чигитов. Вскоре стена леса стала редеть, между деревьями заголубело небо, в глаза брызнуло солнце. Группа остановилась. Ефрейтор остался с пленным, Прокопенко и Чигитов, прячась за стволами, подошли к опушке, осмотрели открывшуюся местность. У самой опушки — озеро, просторное, овальной формы, заросшее густым камышом. За ним колыхалось ржаное поле. Удивительно мирный пейзаж. Даже не хотелось верить, что вокруг таилась смерть, громыхала война. Обогнув озеро справа, разведчики заметили на зеленом фоне буйной прибрежной растительности черные пласты вывороченной земли. Это был бруствер окопа — огневая точка противника. Рядом разглядели темную полосу траншеи, идущей параллельно лесной опушке.

Сюда, в тыл неприятеля, разведчики пробрались под покровом ночи южнее деревни. Днем да еще с живым трофеем прежним маршрутом им не вернуться.

Вся надежда на этот участок… Высокие сочные камыши, чуть пошевеливаясь под наплывами теплого ветерка, вроде бы ласково кивали, приглашая под свою защиту.

Если удастся прошмыгнуть в камышовые заросли, а потом на ржаное поле, то до своих рукой подать.

Чигитов и Прокопенко вернулись к ефрейтору, охранявшему пленного. Немецкий унтер лежал на траве лицом вниз.

Было время завтрака, всем хотелось есть, а в рюкзаке лежало три последних сухарика. Еды они брали на два дня, а бродили по немецким тылам третьи сутки, — никак не удавалось взять «языка».

Лейтенант распорядился последние сухари не трогать — кто знает, когда удастся вернуться, — и с досады распечатал пачку сигарет, отобранную у пленного. Закурил. Сделав несколько затяжек, передал Прокопенко. Микола в свою очередь протянул сигарету Шушканову. Ефрейтор, так же выкурив свою долю, сунул ее в рот немецкому унтеру. Тот, когда окурок стал жечь губы, выплюнул его, поблагодарил: данке шейн[3].

— Неужели, мать моя, придется дожидаться ночи? — спросил Шушканов, ни на кого не глядя. И мечтательно вздохнув, добавил: — Эх, котелок бы каши с тушенкой сюда! Тогда, мать моя, и на душе стало бы веселее.

Решили пробираться к своим немедленно, не дожидаясь ночи.

Вышли к лесной опушке, еще раз прикинули, смогут ли незамеченными пробраться в заросли камыша. Сержант Прокопенко высказал предположение, что немецкие наблюдатели скорее всего притаились в кустарнике вон той высотки. Если так — им лучше здесь не выходить из леса, а попытаться обойти холм с противоположной стороны и нырнуть в камыши.

Взяв вправо, вновь очутились в сосновом лесу. Передвигались от дерева к дереву с большой осторожностью. И вдруг обнаружили телефонный кабель. Он тянулся из глубины леса к холму, с которого, как решили разведчики, просматривалось озеро и его окрестности. Если оборвать провод, сюда по линии придет немецкий связист, чтобы исправить повреждение. Можно взять еще одного «языка». Но необходимости такой не было. А риск увеличивался. Их задача — как можно быстрее и без потерь добраться до своих с захваченным немецким унтер-офицером.

Вновь тронулись в путь, удвоив осторожность.

Когда высота с огневыми точками противника осталась слева, разведчикам стало ясно, что они приблизились к линии немецкой обороны совсем с другой стороны. Стоит перемахнуть через перелесок в поле, как они окажутся на участке третьего батальона своего полка.

Устроили привал. Лейтенант выдал своим товарищам по последнему сухарику.

— Наш обед, — сказал он. — Ужинать будем дома.

От этой уверенности лейтенанта всем сразу стало легче. И они дружно захрустели своими сухариками. Но взглянув на пленного — ему нечего было дать, — все почувствовали неловкость. Немец, хотя и упитанный, и, очевидно, утром успевший как следует перекусить, к середине дня тоже проголодался. Но ведь у них у самих только по одному последнему сухарику. И потом… почему это они должны делиться со своим смертельным врагом последней крошкой хлеба? Кто знает, сколько русских солдат он уложил! Награжден Железным крестом. Значит, немало послужил Гитлеру. Не исключено, что именно он угнал в ненавистную Германию мать Сергея, бросил бомбу на поезд, который вез в тыл беззащитных женщин, детей, стариков. И убил Тамару, лишил крошечного Ромика мамы. Правда, этот унтер не летчик, выходит не он, не лично он совершил все эти злодеяния. Ну так что же? Кто-то другой, похожий на него.

И все же зубы теперь уже не с тем аппетитом и проворством разжевывали сухарь. Пленный, очевидно, поняв затруднение русских, отвел взгляд в сторону. Пусть не думают, что он на что-то рассчитывает. Ничего ему не нужно, только бы не прикончили. Вначале он, правда, все молил своего бога, чтобы их обнаружили свои. Но вот уже полдня они бродят по лесу, а надежд на освобождение становится все меньше. В душе он все еще клял растяп соотечественников. Да, при такой бдительности едва ли им выиграть войну с русскими! А если так, ему, пожалуй, даже повезло. В плену, возможно, удастся сохранить жизнь. Во всяком случае, он постарается это сделать.

Нет, он не станет упираться на допросе, демонстрируя патриотизм, кричать: «Хайль Гитлер!» Он расскажет все, что знает: служил во Франции, недавно их дивизию перебросили сюда, на советский фронт, он — унтер-офицер роты, исполнял интендантскую службу — кормил, поил и одевал солдат. И не