Фундамент - Алексей Филиппович Талвир

— Выздоравливай скорее, товарищ лейтенант, мы тебя навестим в медсанбате, — прощаясь, пообещали Прокопенко и Шушканов.

— Спасибо, ребята, — отозвался Сергей, превозмогая острую боль в пояснице и ноге, — Я жду письмо из Чувашии. Там живет мой сын. Если будет, захватите с собой.

Прежде чем отправиться с пленным на НП, сержант Прокопенко попросил накормить их, ведь они голодали почти двое суток.

Командир роты тотчас распорядился выполнить просьбу разведчиков, но тут вмешался санинструктор:

— Имейте в виду, ребята, после длительной голодовки опасно есть досыта.

И велел всем троим, в том числе пленному, дать пока лишь по кусочку хлеба и стакану теплой воды.

— Часа через два можно будет еще перекусить, — успокоил он Прокопенко и Шушканова.

Пришлось подчиниться.

13

Командир дивизии полковник Ятманов, узнав о ранении Сергея Чигитова, сразу попросил связать его по телефону с медсанбатом. К аппарату подошел врач-хирург. Он ответил, что такой раненый к ним еще не поступил. Возможно, находится где-то в пути.

— Доложите мне о состоянии его здоровья сразу же, как только окажете ему помощь, — попросил полковник.

В это время в землянку Ятманову принесли протокол допроса военнопленного, взятого группой лейтенанта Чигитова.

Показания немецкого унтер-офицера подтвердили предположение командира дивизии о том, что на этом участке фронта противник получил подкрепление. После зимнего успешного наступления наших войск Второго Прибалтийского фронта, когда были освобождены Новоржев, Нарва, районный центр Пустошка и другие населенные пункты, войска обеих сторон заняли оборону, и военные действия прекратились. Войска Второго Прибалтийского фронта, куда прибыл новый командующий генерал армии Еременко, готовились к летней наступательной кампании. Во всех частях и соединениях проводились боевые учения, личный состав получал пополнение, технику, боеприпасы.

Авиаразведка и контрразведка доносили об оживлении и в стане противника. Высшее командование требовало «языка». На участке Вутланской дивизии неоднократно разведчики засылались в тыл врага, но к утру они возвращались ни с чем.

И вот, наконец, группе лейтенанта Чигитова удалось захватить и доставить немецкого унтер-офицера.

Полковник Ятманов тотчас сообщил в штаб армии о показаниях пленного. А потом отправился верхом в полк Кирилла Герасимовича Чигитова, который пока еще не знал о ранении сына.

С тех пор, как Чигитов-старший вернулся из госпиталя в свой полк, прошло более года. Все это время Сергей служил в полковой разведке, дошел от Москвы почти до латвийской границы, ему было присвоено звание лейтенанта. И вот сегодня он тяжело ранен! Как сообщить об этом Кириллу Герасимовичу, перенесшему за военные годы столько горя — ранение, смерть невестки, потерю любимой жены.

Всю зиму дивизия вела наступательные бои. Кирилл Чигитов вновь показал себя умелым авторитетным командиром. И ни разу не пожаловался на свое ранение, его последствия. А они не давали о себе забывать.

Да и прежде жизнь не очень-то баловала этого человека: едва выжил после ранения в гражданскую войну, потом работал и учился. Получив диплом инженера, мотался по самым трудным, ответственным участкам… И вот новое испытание мужества и выдержки.

Солдаты, свободные от службы, на лесных полянках меж деревьями группами и в одиночку приводили в порядок снаряжение — чистили оружие, набивали патронами пулеметные ленты, пришивали к гимнастеркам белые воротнички, ремонтировали обувь.

При появлении полковника они вскакивали, приветствуя его, и провожали внимательным уважительным взглядом. Около землянки командира полка Ятманов спешился и передал лошадь ординарцу. У входа в землянку Ятманова встретил начальник штаба полка.

— Подполковник во втором батальоне, — доложил он. — Вызвать?

Ятманов спустился по низкой лесенке в землянку — там дежурили телефонист и радист — и попросил соединить его с медсанбатом.

— Идет операция, — сообщили оттуда в ответ на вопрос о состоянии Сергея Чигитова. — Ранение серьезное, лейтенант потерял много крови, но будет сделано все, чтобы спасти его жизнь.

Начштаба сразу понял, что речь идет о сыне командира полка Чигитова, и приказал телефонисту дозвониться до КП командира второго батальона. Полковник Ятманов вышел из землянки на волю, за ним последовал начальник штаба. Остановились недалеко от часовых под старым развесистым дубом. Полковник хмуро молчал. Начальник штаба, соблюдая этикет, не посмел выразить сожаления по поводу ранения лейтенанта.

К тому времени, как подполковник вернулся на свой командный пункт, операцию закончили. Врач сообщил, что состояние лейтенанта удовлетворительно. И все же Ятманов посоветовал Кириллу Герасимовичу съездить в медсанбат, навестить сына, посоветоваться с врачами, где лучше его долечивать, здесь, в медсанбате, или эвакуировать в госпиталь.

В лесной поселок, где находился медсанбат, подполковник Чигитов отправился верхом на коне. У домика, собранного из крупных отборных сосновых бревен, его встретил начальник медсанбата. Печальный вид, усталый взгляд… Все это ничего хорошего не предвещало. Но, пожав руку Кириллу Герасимовичу, он бодро сказал:

— Не беспокойтесь, товарищ подполковник, все в порядке. Ваш сын будет жить. Но тяжелое ранение… Извлекли более десяти осколков. Серьезно поврежден левый коленный сустав…

Кирилл Герасимович попросил разрешения пройти к сыну в палату. Командир медсанбата разрешил, но предупредил:

— На несколько минут. И, пожалуйста, никаких разговоров. Сами понимаете — тяжелейшее состояние.

Кирилл Герасимович кивнул головой и тихо отворил дверь в палату, где лежали послеоперационные. Нашел взглядом сына и схватился за косяк двери, чтобы не упасть: юное, совсем мальчишеское лицо казалось безжизненным, бледно-синие запекшиеся губы, закрытые глубоко запавшие глаза, тонкий заострившийся нос… Вдруг Сережа застонал тяжело, протяжно, безысходно.

Кирилл Герасимович схватился за голову…

— Бедный мальчик, бедный мальчик…

— Успокойтесь, товарищ подполковник, успокойтесь. Сережа выздоровеет, вот увидите… Врачи говорят — организм молодой, крепкий, справится.

Чигитов взглянул на женщину в белом халате и узнал в ней медицинскую сестру Фейгу, которая когда-то квартировала вместе с его Харьяс. Напоминание о жене, которой, быть может, давно нет в живых, еще больше омрачило его душу.

— Ах, это вы, — произнес Кирилл Герасимович, едва справившись с собой. — Простите, я не узнал вас.

Фейга наклонилась над раненым, поправила подушку, одеяло и, не поднимая глаз, сказала подполковнику:

— Мы с Ритой договорились дежурить у его постели посменно, до тех пор, пока он будет нуждаться в уходе. Так что не беспокойтесь, мы его выходим. Харьяс Харитоновна будет довольна.

— Спасибо, спасибо… — стал благодарить Чигитов. — Я выйду, посижу где-нибудь во дворе, а когда Сережа придет в себя, дайте, пожалуйста, мне знать…

Из медсанбата Сергея Чигитова эвакуировали в тыловой госпиталь, а оттуда вскоре санитарный поезд доставил его в Горький.

Как только здоровье пошло на поправку, Сергей написал письма теще в Чебоксары и Тодору Христову в Вутлан. Каново же было его удивление, когда он получил из Чебоксар ответ, подписанный тещей, Машей, Тодором Христовым,