Безответная любовь - Рюноскэ Акутагава

– Если Хацуко придется пойти без тебя, станет ясно, что ты просто испугался, а Тацуко, может быть… да нет, несомненно, тоже пойдет с вами, так что не беспокойся.

Держа чашку с чаем на ладони, Сюнскэ ненадолго задумался. Поразмышлять еще немного, стоит идти или нет, или, может быть, придумать подходящий предлог, чтобы принять поручение, только что отвергнутое им, – он еще не знал, на что решиться.

– Могу пойти, но…

Сказав это, он, тут же устыдившись своей корысти, добавил, точно оправдываясь:

– Это даст мне возможность встретиться с Ниттой, мы уже давно не виделись.

– О-о, теперь я спокоен.

Номура вздохнул с облегчением и, застегнув на груди металлические пуговицы, впервые поднес ко рту чашку чая.

XVIII

– В какой день?

Взгляд Сюнскэ остановился не на самом Номуре, а, скорее, на чашке с чаем, которую тот держал на ладони.

– В будущую среду… во второй половине дня, но, если тебе это не с руки, можно пойти в понедельник или пятницу.

– Менять ни к чему, в среду у меня как раз нет лекций. Я должен буду зайти за Курихара-сан?

От Номуры не укрылась нерешительность, написанная на лице товарища.

– Нет, они сами за тобой зайдут. Начать с того, что это им по пути.

Сюнскэ молча кивнул и поднес спичку к египетской сигарете, которую держал во рту, забыв прикурить. Потом с чувством облегчения откинул голову на спинку кресла.

– Ты уже приступил к своей дипломной работе? – перевел он разговор на другую тему.

– Пока читаю понемногу книги, но, когда появятся мысли, даже представить себе не могу. В последнее время столько забот на меня навалилось…

В глазах говорившего это Номуры было опасение, не насмехается ли Сюнскэ над ним. Но тот с самым серьезным видом спросил:

– Ты говоришь, «забот навалилось»?

– Разве я тебе не рассказывал? Моя мать не хочет уезжать из родных мест, и когда я закончу университет, поеду к ней и мы будем жить вместе. Придется улаживать дела с землей и всем остальным, поэтому, когда мы отметим годовщину смерти отца, я собираюсь позаботиться обо всем этом. Сейчас передо мной возникли проблемы, которые, поверь мне, не так просты, как чтение книг по истории философии, – тяжко мне приходится.

– Ты прав, конечно. Особенно когда это касается человека твоего склада…

Отношения Сюнскэ с Номурой, столы которых в токийском колледже, где они вместе учились, стояли рядом, были таковы, что он много узнал о его семье. О том, что Номура принадлежал к одному из известных старейших родов на юге Сикоку, о том, что его отец, связав свою жизнь с политической партией, несколько подорвал свое состояние, но все равно в округе считался, несомненно, одним из крупнейших богачей, о том, что Курихара, отец Хацуко, – сводный брат его матери и обязан своим нынешним положением политика отцу Номуры, который неоднократно помогал ему, о том, что после смерти отца откуда-то появились внебрачный сын и незаконная жена и даже началось долгое, обременительное судебное разбирательство, – Сюнскэ, которому все это было хорошо известно, мог в общих чертах представить себе, какие сложные проблемы заставляют Номуру поехать сейчас домой.

– Может быть, Шлейермахер не стоит того, чтобы так уж о нем беспокоиться?

– Шлейермахер?

– Ну да, это же тема моего диплома.

Номура сказал это удрученно, опустив коротко стриженную голову и разглядывая свои руки и ноги, но тут же снова приободрился и стал проверять, застегнуты ли металлические пуговицы на груди.

– Ладно, надо идти. Прошу тебя, ты уж устрой Хацуко посещение психиатрической лечебницы Тэнкёин.

XIX

Сюнскэ, не слушая останавливающего его Номуру, надел охотничью шляпу и крылатку и вышел вместе с ним из своей квартиры, которую он снимал на улице Морикаватё. К счастью, ветер прекратился и холодные осенние сумерки струились по чуть поблескивающему асфальту.

Они доехали трамваем до Токийского вокзала. Отдав носильщику чемодан, который нес Номура, они зашли в зал ожидания второго класса, где уже горел свет, стрелки часов на стене показывали, что до отправления поезда еще долго. Не садясь, Сюнскэ кивнул в сторону часов:

– Может, сходим поужинаем?

– Давай. Неплохая мысль.

Номура вынул из внутреннего кармана форменной тужурки часы и сверил с висевшими на стене.

– Ты меня там подожди, а я схожу куплю билет.

Сюнскэ вышел из зала ожидания и направился в ресторан. Там было полно народу. Он стоял у входа, нерешительно оглядываясь по сторонам, но тут предупредительная официантка сказала, что за одним из столиков есть свободные места. Но муж, по виду промышленник, и его жена, сидя за столиком друг против друга, усердно работали вилками. Сначала он хотел воздержаться от того, чтобы вести себя по-европейски, но других свободных мест не было, и он решил разрешить официантке провести его туда. Супруги, между которыми стояла ваза с сакурой, не испытывая ни малейшего стеснения, продолжали оживленно беседовать на осакском диалекте.

Сразу же после того, как официантка, получив заказ, удалилась, в ресторан торопливо вошел Номура с вечерними газетами в руке. Сюнскэ окликнул его, и он, увидев, где тот сидит, подошел и бесцеремонно пододвинул себе стул, не обращая никакого внимания на сидевших рядом супругов.

– Покупая билеты, я увидел человека, очень похожего на Ои-куна, но, пожалуй, это вряд ли был сенсей.

– Почему же, Ои вполне мог оказаться на вокзале.

– Нет, к тому же он был с женщиной.

Принесли суп. На этом они тему Ои закрыли и перешли к разговору о весенних путешествиях – о том, что сакура в Арасияме еще, наверное, не расцвела, о том, что плыть на пароходе по Внутреннему японскому морю очень интересно. Во время этого разговора Номура, дожидаясь, пока принесут второе, с видом, будто вспомнил что-то, сказал:

– Я звонил Хацуко и сообщил, что должен уехать.

– Тебя сегодня никто не придет проводить?

– Проводить? Зачем?

На это «зачем» Сюнскэ трудно было ответить.

– До письма, отправленного сегодня утром Хацуко-сан, я не говорил, что еду домой, поэтому и из письма, и по телефону она узнала об этом совсем недавно.

Номура говорил таким тоном, будто оправдывался, почему Хацуко не придет проводить его.

– Да? Значит, вполне естественно, что, когда я сегодня встретился с Тацуко, она ничего не слышала о твоем отъезде.

– Встретился с Тацуко? В котором часу?

– Во второй половине дня, в трамвае.

Говоря это, Сюнскэ подумал, почему, когда недавно у него дома зашел разговор о Тацуко, он промолчал об этом. Но так и не мог решить, случайно он это сделал или