Мифы Западной Сибири. От Оби и Алтайских гор до Старика-филина и Золотой бабы - Татьяна Владимировна Муравьева

Много времени прошло. Нгуоку каждый день в лес ходил, но круглой лайды сторонился. И Диа больше не видел.

Наступило лето. Однажды Нгуоку отправился на охоту в дальний лес. Жили в том лесу злые амукэ, но парень про то не знал – идет себе, по сторонам смотрит. Вдруг с дерева прыгнула ему на плечи косматая амукэ, впилась когтями, зарычала: «Повезло мне с добычей! Разорву тебя на куски и съем!» Вскрикнул Нгуоку, оторвал ее от себя, отшвырнул подальше, а сам скорее отцепил от пояса огниво, высек огонь и поджег сухую лесину. Снова бросилась на него амукэ, но он поймал чудище на лету и кинул в пламя. Как сухая трава, вспыхнула косматая шерсть амукэ, полетели во все стороны искры. Зарычала амукэ: «Все равно тебе от меня не избавиться! Эти искры разлетятся по всей земле и станут комарами. Будут они без жалости кусать и людей, и животных!» Так оно потом и случилось.

Сел Нгуоку на землю, отдышался. И вдруг видит: спускается к нему с неба Диа. Не на лыжах, как прежде, а на санках, запряженных двумя белыми оленями. Говорит Диа: «Здравствуй, сын неба и земли! Вижу, ты уже сильным стал, победил злую амукэ. А велика ли твоя мудрость? Скажи-ка, сколько звезд на небе?» Подумал Нгуоку и ответил: «Семь тысяч да еще дважды по семь». «Верно, – подтвердил Диа. – Мне Иро-каса, хозяин луны, то же самое говорил». Тогда Нгуоку и спрашивает: «А сказал тебе Иро-каса, какова высота от земли до неба?» «Нет, – отвечает Диа. – Этого он и сам не знает». «А я знаю, – говорит Нгуоку. – Если семь орлов взлетят один над другим, так, чтобы едва-едва друг друга видеть, то и будет высота от земли до неба». «Ишь ты, – удивился Диа. – Скажу об этом Иро-каса, пусть знает. Что ж, мудрости у тебя не меньше, чем силы. Значит, пришло твое время. Я высоко в небо уйду, люди меня больше не увидят. А ты останешься вместо меня. Возьми мою оленью упряжку – на ней и по земле, и по небу ездить можно». «А как же ты без нее?» – спросил Нгуоку. «А я на лыжах». Достал он из санок пару лыж, надел на ноги. «Прощай, – говорит, – сын неба и земли». И покатил. Только след в небе остался – до сих пор виден. Энцы называют его Лыжня Диа, русские – Млечный Путь.

А Нгуоку на подаренной упряжке поехал домой.

Бабушка его ждала. «Садись, – говорит, – внучек, поешь. В последний раз мы с тобой вместе ужинаем. Потом ты уйдешь на небо, а я – под землю». Опечалился Нгуоку, говорит: «Зачем тебе под землю, живи здесь». А бабушка отвечает: «Тебе теперь открыты многие тайны мира, так знай и еще одну: я Дя-менюо, мать всего живого, поселилась в этом стойбище, чтобы дождаться твоего рождения и воспитать тебя. А больше мне нечего делать в мире людей». Поцеловала она внука и сказала: «Прощай. Твои олени ждут, чтобы отвезти тебя туда, куда ты прикажешь».

Вышел Нгуоку из чума. На пороге обернулся, а бабушки уже нет – пустой чум. Закрыл Нгуоку дверь, подпер снаружи колышком и сказал: «Прощай, бабушка. Спасибо тебе». Сел на санки, велел оленям везти его в лес, на круглую лайду.

Понеслись олени что есть духу. Вот и лайда. А посреди нее, как и в прошлый раз, Нга-ныо с Дя-каты о чем-то разговаривают.

Соскочил Нгуоку с санок, намотал на руку олений повод, неслышно подкрался к ним, ухватил правой рукой отца за полу, левой – мать за рукав. Хотела Дя-каты его вниз утащить, да он крепко ногами в землю упирается. Хотел Нга-ныо его на небо унести, да он что есть силы за олений повод держится.

Тут Дя-каты его узнала, обрадовалась: «Да это же наш сын!» «Хоу-ха! – закричал Нга-ныо. – Сильный парень наш сын! Что же нам с ним делать?» Потом говорит: «Пусть живет и на земле, и на небе. Хочет – по земле ходит, хочет – по небу. Олени-то у него те, что раньше были у Диа. Он будет о людях думать, а те – ему поклоняться. А имя ему дадут – Сиды-нэ бадаси нга (“О нас заботящийся бог”)».

Обняли родители Нгуоку и ушли: Дя-каты – под землю, Нга-ныо – на небо.

Остался Нгуоку на сопке один. Сидит, думает. Олени рядом стоят. Говорит им Нгуоку: «Я не буду высоко на небо подниматься, буду низко ездить. Пусть люди знают: Сиды-нэ бадаси нга не дальний бог, а близкий».

Сел на санки и поехал.

Здесь хорошо просматривается один из важных принципов мифологического мировоззрения: земное есть отражение небесного, малое – отражение великого. Так, бедная старуха, живущая на берегу Енисея, в то же время является божеством космического масштаба, ее найденыш-сирота оказывается сыном земли и неба, а вымершее стойбище олицетворяет вселенную после катастрофы. Примечательно, что такую глобальную катастрофу, после которой мир возникает заново, энцы, в отличие от большинства народов, представляют не в виде Великого потопа, а в виде мора. Объяснить это можно исторической памятью народа: действительно, в 1630–1631 годах энцы пережили страшную эпидемию оспы, после чего их численность значительно сократилась и они перешли в разряд малых народностей Сибири.

Однако есть в этом мифе и некоторые неясности. Б. О. Долгих писал: «Если считать, что мать Дюба-нга (Бадаси) Дя-каты является дочерью земли, то выходит, что старуха Дя-менюо является бабушкой Дюба-нга. Но об этом и о том, что Дя-каты является дочерью Дя-менюо, нигде прямо не сказано, об этом можно только догадываться»[63].

Как и многие другие народы, энцы почитали духов – хозяев различных природных явлений: Дя-биомо – хозяина земли, Бидо-биомо – хозяина воды, Мугго-биомо – хозяина леса и т. д. Женской параллелью к духам-хозяевам были матери – э, причем, по мнению исследователей, они относятся к более древним пластам мифологии, нежели мужские персонажи.

В энецкой мифологии известны также духи, олицетворяющие стороны света: Уму дя кора – хозяин севера и Дядепедо дя кора – хозяин юга. Мифологическая сказка повествует, как один из сыновей хозяина юга – Молния – взял в жены прекрасную дочь хозяина севера, но вскоре умер. Овдовевшая красавица вернулась к отцу. Через некоторое время к ней посватался младший брат Молнии, но на сей раз хозяин севера ему отказал. Однако отвергнутый жених не успокоился