Джо Мэлоун. Моя история - Jo Malone
Мама решила не пускать меня в салон красоты, потому что состояние мадам Лубатти ухудшилось. Было еще несколько случаев, когда графиня бродила по улице и не знала, где находится, и мама беспокоилась, что это ухудшение рассеянности может привести к несчастному случаю, на улице или дома.
Я не знала, пока не прошло несколько месяцев после этого, что мадам Любатти переехала в дом престарелых недалеко от нас, в девяти милях от Блэкхита. Мама поместила ее туда, потому что, по-видимому, у нее не было ни родственников, ни друзей. Она также позаботилась о том, чтобы мистер Уэст был помещен в тот же дом, так как он страдал от неуклонного пристрастия к алкоголю.
Когда я спросила, где мадам, мама просто ответила: «Ей нужно было уехать, чтобы за ней присматривали врачи». Но я не могла смириться с тем, что она исчезла, и продолжала настаивать, чтобы увидеть ее, думая, что она в больнице. Тогда мама рассказала мне о деменции и доме престарелых. «Я отвезу тебя к ней, но тебе может быть тяжело, Джо. Она плохо себя чувствует».
Жаль, что я не послушала.
Папа отвез нас туда, и когда мы подъехали, все здание выглядело мрачно. Внутри я чувствовала только запах жидкой каши и затхлость, напоминавшую мне страницы старой книги. Но я была вне себя от радости, что снова увижу свою лучшую подругу, несмотря на предупреждение мамы.
Мадам Лубатти, одетая в юбку и кардиган, сидела, выпрямившись, в кресле в своей комнате и смотрела в окно на залитый солнцом внутренний дворик. Она даже не повернула головы, когда я вошла, держа маму за руку, и позвала ее по имени. Когда я подошла ближе, вместо энергичной и веселой женщины, которую я знала, я увидела старую, хрупкую даму, лишенную всякого блеска, и это сбило меня с толку. Тем не менее, я положил руку на ее руку, лежащую на подлокотнике. Голова мадам Лубатти нерешительно повернулась, и она посмотрела прямо на меня, или, скорее, сквозь меня. Глаза, которые когда-то сверкали, теперь выглядели пустыми, как высохший колодец. Увидеть человека, который так много дал тебе в жизни, в таком состоянии, было самым шокирующим событием. Я знаю, что мама тоже была потрясена — об этом говорили ее слезы.
Комната была скудно обставлена, на стене висела обычная картина. Нигде не было видно ни флакона с маслом, ни крема для лица, ни трав — ничего, что связывало бы ее с сердцем и душой. Даже в детстве я понимала, что такая обычная обстановка не способствовала ее выздоровлению. Я решила, что мы должны спасти ее и вернуть к жизни. «Посмотри, как она несчастна! — сказала я. — Мы должны забрать ее обратно!»
В тот момент я очень пожалела маму, потому что понимала, что она хочет этого, но она объяснила, что графиня не в состоянии никуда ехать. «Мы должны обеспечить ей безопасность, Джо, и здесь она будет в безопасности».
Я выбежала из комнаты, пробежала по коридору, выскочила через парадную дверь и бросилась к отцовскому автомобилю, где ждали он и Трейси. Я легла в большой багажник за задними сиденьями и заплакала. Я плакала всю дорогу до Барнехерста, а Трейси, наклонившись над подголовником, ела пирог с свининой и смотрела на меня, недоумевая, почему я плачу.
Мадам Лубатти скончалась примерно через год. Я не пошла на похороны по тем же причинам, по которым больше никогда не посещала этот дом — родители не хотели, чтобы я переживала. В конце концов, мама стала главной наследницей имущества. Не то чтобы это наследство означало большое богатство.
Мадам Лубатти была объявлена банкротом — я давно подозревал об этом, но подтверждение получил только при работе над этой книгой. Я знаю только то, что было опубликовано в London Gazette: в феврале 1973 года кредитор подал иск в Высокий суд, но только в мае 1978 года, после ее смерти, официальный конкурсный управляющий снял с нее банкротство. Эта деталь, безусловно, проливает новый свет на давление, под которым находилась мама, пытаясь сохранить бизнес.
Это также объясняет, почему все, включая квартиру в Montagu Mansions, каждую мебель и весь гардероб, было продано. Ничего не осталось, но маме завещали несколько вещей, имевших сентиментальную ценность: маленькую черную вечернюю сумочку, которую графиня носила на все светские вечеринки; гравированные бокалы для шампанского, из которых мы пили игристый виноградный сок; и несколько украшений, в том числе пару бриллиантовых сережек, которые мама превратила в кольца — маленькие розочки из бриллиантов на золотом кольце, которые она носила на третьих пальцах обеих рук. Одно из этих колец она подарила мне на мой двадцать первый день рождения — на память о графине, которая вдохновила меня стать тем, кем я есть.
Но самым большим наследием — тем, что мадам Лубатти доверила моей маме, прежде чем ее охватила деменция, — была черная кожаная тетрадь, заполненная рецептами средств по уходу за кожей, накопленными за сорок лет. Когда я увидела это сокровище на обеденном столе, я пролистала рецепты и почувствовала запах розмарина и лаванды, запечатленный на страницах. Затем я заметила, что последние записи были сделаны рукой мамы, которая до конца сохранила дело всей жизни мадам Лубатти. Думаю, этот подарок был способом графини официально передать эстафету, позволив маме продолжить дело, которому она посвятила всю свою жизнь.
Она начала торговать под своим именем, чтобы быть свободной и независимой от банкротства. Вскоре она стала новой популярной косметологом в Лондоне, унаследовав доброе имя от лояльных и состоятельных клиентов, большинство из которых она лечила в течение многих лет. Впервые в жизни мама не работала на кого-то другого. Она была своим собственным боссом, строила свою репутацию и была полна решимости добиться успеха.
Дома ссоры мамы и папы, казалось, усилились. Я не был уверен, связано ли это с давлением, которое испытывала мама, или с тем, что
