Гадюка - Джон Вердон

— Без проблем. Но мне нужен мой телефон.

Диц вышел, не оглянувшись.

Веки потяжелели. Через несколько секунд сомкнулись.

Конькобежцы вернулись. Кружение стало головокружительным. Он хотел отвернуться — не смог. Свист лезвий стал резче, словно ножи по наждачной бумаге.

Он моргнул — и опять реанимация. Мужчина в синей рубашке катал переносной столик к кровати. Рыжевато-каштановые волосы, бледное лицо, тёмно-синий галстук. Он поставил столик и пару раз провёл пальцем по устройству, которое Гурни не видел. Улыбнулся — улыбкой, похожей на нервный тик.

— Мистер Гурни?

— Да?

— Дейл Магнуссен. Бюро уголовных расследований полиции штата Нью-Йорк. Я документирую сегодняшний инцидент на дороге Блэкмор-Маунтин.

— Рад это слышать.

Магнуссен задержал на нём бесстрастный взгляд — тот, что так часто бывает у полицейских, как и их корпоративная солидарность.

— К вашему сведению, — сказал он, — я записываю этот допрос. Нам также понадобится письменное заявление, как только вы сможете. Ясно?

— Да.

— Начнём с начала. Откуда вы ехали и куда направлялись?

— Из дома, из Уолнат-Кроссинга, в Харбейн.

— Кто-то был с вами в машине?

— Никто.

— Цель поездки?

Он коротко прикинул, стоит ли что-то утаивать, но решил — нет. Случившееся в горах было явно намеренным и, скорее всего, связано со встречей.

— Сегодня утром мне позвонил неизвестный и предложил информацию по делу об убийстве Лермана. Мы договорились встретиться в два дня на площади Харбейна.

— Какую именно информацию?

— По его словам, она оправдывает Зико Слэйда.

Магнуссен безразлично посмотрел на Гурни, затем на устройство на столике; челюсть напряглась. Когда он продолжил, в голосе проскользнула рассеянность:

— Хорошо… Давайте пока сосредоточимся на деталях того, что произошло на Блэкморе. Опишите встречу с другим водителем. По шагам.

— Встречи с водителем как таковой не было — только машина: красный эвакуатор. В горах ветер, по дороге порывы снега. Я заметил его, когда он стремительно приблизился, почти поравнялся, выйдя на встречку, будто собирался меня обогнать. Я так и подумал. Но затем он резко вильнул в мою сторону и вытолкнул меня с дороги.

— У вас сложилось впечатление, что это было сделано намеренно?

— Казалось, водитель полностью контролировал ситуацию.

— Итак, вас столкнули. Что дальше?

— Я врезался в пень у опушки.

— Дальше?

— Возможно, я путаюсь, но, как мне помнится, между взрывом подушки и ударом по голове был какой-то промежуток.

— Промежуток?

— Будто два отдельных удара. Не совсем логично, но я помню это так.

— Что вы сделали после второго удара?

— Потерял сознание.

— То есть с другим водителем вы не контактировали?

— Никак.

— Вы его не видели?

— Нет.

— Не разговаривали?

— Нет. Я даже не знал, что это «он». Но вы, похоже, знаете. Значит, задержали?

— Мы ещё вернёмся к этому, — Магнуссен подолгу смотрел на устройство прежде, чем продолжить: — У вас есть действующее разрешение на скрытое ношение, верно?

— Верно.

— И зарегистрированный пистолет Beretta?

— Да.

— Есть другие пистолеты — зарегистрированные или нет?

— Нет.

— Были ли когда-нибудь другие — зарегистрированные или нет?

— Glock 9, когда служил в нью-йоркском отделе убийств.

— Иных — ни одного?

— Ни одного.

— Вы в последнее время стреляли по какой-либо причине?

— Нет. Может, скажете, какое отношение все эти вопросы имеют к тому, что меня столкнули с дороги?

Сделавшись ещё более решительным в своей замкнутости, Магнуссен взял устройство и вышел.

31.

— Мэдди! Наконец—то! Прости, что так долго не выходил на связь. Пробиться было непросто. И прошу извинить, что не сумел привезти твою виолончель.

— Концерт отменили. Что произошло? Где ты?

—В Харбейне. Если точнее — в больнице Паркера. Со мной всё более—менее, а вот с машиной плохо. В бок въехал другой автомобиль. Я приложился головой — меня привезли на обследование. Он постарался выдать как можно менее тревожную версию случившегося. Более мрачные детали можно было оставить на потом.

— Боже, ты цел?

—Немного побаливает от удара подушки безопасности — и всё. Сначала на меня надели шейный воротник, но уже сняли. Их намерение оставить меня на ночь — очевидно, перестраховка на случай юридических последствий. Зато я уже в обычной палате и начинаю нервничать. Где ты сейчас?

— Мы с Джерри уже на полпути домой из клиники. Нужно что-нибудь сделать?

— Может Джерри довезет тебя до проката? Моя машина какое-то время будет вне игры.

После короткого обмена репликами между двумя женщинами Мадлен спросила: — Какую машину тебе взять?

— Без разницы, лишь бы с полным приводом.

— Нужно что—то привезти тебе вечером?

— Нет смысла. Я хочу выбраться отсюда утром. Сможешь забрать меня — не ломая свой график?

— Я буду в десять. Больницу это устроит?

— Мне всё равно, что устроит больницу.

— Ты уверен, что достаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы вернуться домой?

— Я в порядке.

— Ты звучишь нехорошо.

— Меня всё ещё бесит следователь из местной полиции. И телефон мне чертовски долго не возвращали. Расскажу утром подробнее.

Повисло короткое, нервное молчание. — Хорошо.

— Люблю тебя.

— Люблю тебя.

Он взглянул на часы — 17:01. Медсестра торопливо проскользнула мимо двери, толкая стойку на колёсах для инфузионных пакетов.

Листая телефон, он нашёл то сообщение, которое, как был уверен, непременно будет. Его оставил Джек Хардвик в 14:27. Он включил прослушивание.

— Эй, Шерлок, договор был — в два у городской площади. Сейчас половина, я мокну под этим проклятым дождём со снегом. Ты где, чёрт побери?

Гурни перезвонил, попал на голосовую почту Хардвика, оставил краткую сводку происшедшего. Ещё раз пролистал сообщения — и не нашёл ни одного от того, с кем должен был встретиться.

С усилием поднялся с койки и прошёл в санузел. Через несколько минут осторожно опустился на один из двух стульев в палате. Спинка холодила через распахнутую больничную сорочку. Он попытался повернуть голову и понял, что это упражнение стоит отложить. Придвинул стул так, чтобы смотреть в единственное окно, не поворачивая шеи.

Сгущались сумерки, на парковке вспыхнули прожекторы. За стеклом проплывали крупные снежинки. Он вслушивался в приглушённые голоса у сестринского поста, в деликатный звук мониторов, в глухой гул перемещаемого оборудования, в чей—то стон, в внезапную вспышку смеха. Глаза сомкнулись.

Резкий звонок выдрал его из сна, который