Гадюка - Джон Вердон

John Verdon / Джон Вердон

The Viper / Гадюка

8-ой роман о Дэвиде Гурни

Пролог

Он с опаской приближался к большому дому в конце тихой, засаженной деревьями улицы. Легенды, передававшиеся шёпотом о человеке, который там жил, держали людей на дистанции. Никто не сомневался, что он отдавал приказы о лишении жизни. Число его жертв произносилось вполголоса, так же как и количество тех, кого он сам казнил. Было известно, что люди входили в этот дом и больше не возвращались. Власть этого человека и страх, который он внушал потенциальным свидетелям, были причиной того, что его ни разу не привлекли к ответственности за преступления.

Совсем недавно пройти по подъездной дорожке к дому этого человека было бы невозможно, но теперь всё изменилось. Когда тяжёлая входная дверь распахнулась, и женщина без возраста с каменным выражением лица провела его по тёмному коридору в безоконный кабинет, его тревога преобразилась в отчаянную надежду.

В приглушённом свете кабинета, за столом из чёрного дерева, сидел мужчина, массируя виски. Говорили, что он страдает от мигреней. На нём были очки с тонированными линзами – признак высокой чувствительности к свету. Его волосы были седеющими и редеющими, а кожа имела землистый оттенок. Влажный воздух в комнате наполнялся лёгким запахом тропического разложения. На столе из чёрного дерева находился всего один предмет – небольшая золотая скульптура змеи, свернувшейся в кольцо с поднятой головой и обнажёнными клыками.

— Итак, – произнёс мужчина тихим голосом, едва шевеля губами. — Чем я могу вам помочь?

Он начал говорить с запинками, совершенно не так, как репетировал с момента назначения этой встречи. Когда он изложил свою просьбу, особенно её необычное требование, ему стало ясно, насколько это всё звучит глупо. В порыве отчаяния он пожалел, что пришёл сюда. Это казалось ему худшей ошибкой в жизни, полной промахов. Но было уже слишком поздно. Страх охватил его сердце, а руки задрожали.

Мужчина смотрел на него сквозь тонированные очки с угрюмым и немигающим взором, казалось, очень долго. Наконец он указал на единственный стул в комнате.

— Сядь. Расслабься. Говори медленнее.

Он подчинился, но после этого почти ничего не запомнил из сказанного — лишь ответ мужчины и выражение его глаз.

— История, которую вы мне рассказываете, полна страданий. Неуважение вашего сына отравило вашу жизнь. То, что вы хотите сделать сейчас, весьма необычно. Обязательство, о котором вы просите, я обычно не беру на себя. Но поскольку я знаю острую боль, о которой вы говорили, я рассмотрю вашу просьбу. Если я соглашусь помочь вам, вы должны будете выполнить то, что я попрошу взамен. Я расскажу вам об этом попозже. Но есть одно, что вы должны понять сразу, если вы примете мои условия, пути назад не будет, никаких колебаний. Наше соглашение будет нерушимо. Вы понимаете, что это значит?

— Понимаю.

Губы мужчины слегка дрогнули в мимолётной улыбке. За темными очками его глаза, бесстрастные, как сама смерть, были сосредоточены на осуществляемом плане.

Часть I. Улики.

1.

Лето постепенно подходило к концу, словно охваченное изнуряющей болезнью. В один из осенних моментов в воздухе пронеслась оранжевая вспышка, окрашивая западные Катскильские горы в тусклый коричневый цвет. Ноябрь же пришёл с неугомонным холодным ветром и длинной чередой коротких дней, беспомощно проходящих без солнца.

В прохладный ветреный день Дэйв и Мадлен Гурни усердно трудились у своего фермерского дома, расположенного высоко в горах неподалёку от деревни Уолнат—Кроссинг. Осенние листья порхали по патио, которое они приводили в порядок. Дэйв с осторожностью переместил громоздкую плиту из голубого камня. В свои чуть больше пятидесяти лет он был всё ещё подтянутым и сильным, и ему нравилось заниматься этой работой.

Мадлен аккуратно поставила рядом тачку, наполненную свежим дёрном. — Ты звонил сыну?

Он удивлённо моргнул. — Что?

— Сегодня у него день рождения.

— А, да. Хорошо, позвоню ему после ужина.

На протяжении всей прошлой недели они перерабатывали контуры старого каменного патио между домом и курятником. Здесь прошлой весной произошло ужасное убийство в Харроу—Хилл, и прошедшие месяцы не помогли Мадлен избавиться от воспоминаний о той страшной ночи, так что ей до сих пор было трудно выходить через французские двери. Их работа была попыткой изменить облик этого места в надежде стереть память о произошедшем. Гурни также надеялся, что это поможет рассеять неясное напряжение, которое всё чаще появлялось на её лице.

Проект подходил к завершению. Он уже закончил основную часть каменной кладки и рыхлил твёрдую землю Катскилла для новых грядок. Мадлен покрасила курятник и пристроенный к нему сарай в ярко—жёлтый цвет и высадила вокруг переделанного патио множество тюльпанов.

Когда он опирался на лом, чтобы установить последнюю плиту голубого камня, поднялся ветер, и вокруг начали кружиться первые хлопья обещанного снега.

— Думаю, на сегодня нам хватит работы, — заметила Мадлен, глядя на серое небо. — К тому же, Эмма скоро приедет. Она взглянула на него. — Дэвид, ты выглядишь озабоченно.

— Может, потому что у тебя, есть информация о её визите, но ты не делишься ею со мной. Я знаю только то, что она хочет поговорить с тобой об убийстве.

Он положил лом рядом с тачкой и снял рабочие перчатки. — Сомневаюсь, что она пришла просто так, чтобы поговорить.

Мадлен отвернула своё озабоченное лицо от порывов ветра, поторопилась к французским дверям и внезапно остановилась, издав испуганный крик.

Гурни быстро подошёл к ней. — Что случилось?

Она указала на что—то на земле сразу за краем патио. Он проследил за её испуганным взглядом.

— Листья шевельнулись. Змея!

Гурни подошёл ближе, держа лопату в руках. Когда он подошёл достаточно близко, из листвы выскочило маленькое серое существо и скрылась под ближайшим кустом.

— Здесь нет змеи, — сказал он. — Это просто полевка.

Мадлен с облегчением выдохнула.

2.

Гурни стоял спиной к душевой лейке. Теплые струи воды, покалывая, массировали его шею и плечи, постепенно снимая напряжение, накопившееся после работы с камнями на патио, а также эмоциональное бремя воспоминаний о событиях, произошедших на террасе полгода назад. Успокаивающий поток воды начал действовать, когда Мадлен открыла дверь ванной и объявила о прибытии Эммы.

Вытиравшись и одевшись, Гурни нашёл Мадлен в их просторной кухне. Она смотрела через французские двери на переоборудованное патио и раскинувшуюся яблоню, на фигуру