Гадюка - Джон Вердон
Закончив разговор, Гурни ещё несколько минут сидел на обочине, глядя на снежинки, что ложились на стекло, и обдумывая распечатки звонков, а также хватку Страйкер в деле против Слэйда. Он надеялся, что встреча в Харбейне внесёт ясность.
На подъёме сериями S-образных поворотов поднялся ветер — по асфальту закружились снежные языки. Примерно через милю дорога выровнялась. Вершина Блэкмора — скорее волнистое плато, чем пик. Табличка с границей округа — единственный точный маркер высшей точки.
Здесь порывы были сильнее, а видимость — хуже: снег шёл почти горизонтально. Из-за воя ветра и сосредоточенности на дороге он вовремя не заметил приближающийся сзади большой эвакуатор — до того момента, как тот выскочил на встречку, будто собираясь обогнать. Грузовик шёл слишком быстро для такой погоды — возможно, реагировал на аварию, подумал Гурни. Он немного сместился вправо — дать пройти, снизить риск лобового.
Грузовик поравнялся, слегка сбросил и несколько секунд держался рядом… а затем резко вильнул в его сторону, ткнул машину Гурни и вышвырнул его с дороги. Гурни изо всех сил пытался выровнять, но обледенелый гравий не давал сцепления. Машину резко снесло в кювет. Он успел заметить впереди пень — избежать столкновения уже не мог.
Подушка безопасности рванула, ударив в лицо и грудь, он отлетел к спинке, оглушённый. В полубессознательном состоянии он смутно ощутил, как дверь распахнулась, вломился холодный воздух, щёку уколол снег.
Последнее, что он запомнил, — внезапный удар слева в голову. Он прошёл, как электрический разряд, от кожи до ступней.
30.
Он бежал и валялся на середине замёрзшего пруда, пока взрослые конькобежцы вели гуськом круг за кругом вдоль кромки. Вжух—вух, вжух—вух, вжух—вух — так звучали их лезвия. Отец позвал. Пора домой. Пора ужинать. Он побежал быстрее, к краю, проскочил сквозь цепочку конькобежцев, набирая скорость для последнего скольжения. Потерял контроль. Слишком быстро, чтобы остановиться. Ударился о жёсткий край, рухнул лицом вперёд, приложившись лбом о что-то твёрдое. Отец прижал платок к шишке, разглядел:
— Просто царапина. Может, немного поболит. И всё.
Дома мать сердито смотрела на отца:
— Что с ним случилось?
— Немного упал на лёд. Всего лишь царапина.
— У него кровь идёт, боже праведный! Ты вообще следил за ним?
— Ничего страшного. Небольшая шишка.
— Ты вечно всё преуменьшаешь! Не смотришь по-настоящему!
Звонил колокол.
Громче.
Звон стоял в голове.
Пульсировал.
— Сэр?
Чужой голос.
— Вы меня слышите, сэр?
Звон обернулся сиреной. Он открыл глаза.
— Сэр?
— Где я?
— Вы попали в аварию. Мы везём вас в больницу.
— Небольшая шишка? — вырвалось у него.
Голос не ответил.
Он очнулся в помещении, которое узнал, как реанимацию. Смутно видел, что подключён к мониторам над кроватью. Голова казалась огромной, тяжёлой.
— Дэвид?
У кровати стояла худощавая медсестра в зелёном. В руках — планшет.
— Где я? — спросил он. Голос звучал нереально. Он попытался откашляться, но виски пронзило.
— Реанимация больницы Паркер. Ориентируетесь?
— Харбейн. Который час?
— Около трёх… — она глянула в планшет. — Без пяти минут.
— День?
— День. Как вы себя чувствуете?
— Не уверен. У вас мой телефон?
— Все ваши вещи у полиции.
— Мне нужно позвонить жене.
— Сначала — несколько вопросов. Справитесь?
— Зависит от вопросов, — его голос будто звучал из дальнего угла комнаты.
Лёгкая улыбка смягчила её костлявые черты:
— Начну с простого. Назовите себя.
— Дэвид Гурни.
— Какой теперь месяц?
— Ноябрь.
— Столица штата, где вы живёте?
— Олбани.
— Главный праздник этого месяца?
— День благодарения.
— А следующего?
— Рождество.
— Я назову ряд цифр, а вы повторите в том же порядке: четыре… семь… девять… три… два… десять.
— Четыре, семь, девять, три, два, десять.
— В каком году убили Кеннеди?
— В тысяча девятьсот шестьдесят третьем.
— Квадратный корень из вашего почтового индекса?
Он рассмеялся — и тут же заболели голова и грудь.
— Закройте глаза, — сказала она и постучала по его левой ноге. — Что-то чувствуете?
— Да. Вас. Постукивате по ноге.
— Откуда знаете, что это я?
— Я экстрасенс.
— Не открывайте, — через миг он ощутил лёгкое прикосновение к тыльной части правой ладони. — Чувствуете?
— Снова вы. По тыльной стороне кисти.
— Прошли, — сказала она, быстро вводя данные в планшет. — Скоро зайдёт врач.
Она отодвинула стеклянную дверь и вышла.
— Секунду, — окликнул он. — Почему я не могу повернуть голову?
— Шейный воротник. Протокол неотложки — на случай травмы шейных отделов. Рентген сделали сразу по поступлении. Насколько знаю, переломов нет. Вам очень повезло. Врач скажет подробнее.
Она улыбнулась и исчезла.
Свет резал глаза. Он прикрыл веки. Мысли вернулись сквозь мягкий снег к конькобежцам на пруду. Круг за кругом. Вжух—вух, вжух—вух, вжух…
— Мистер Гурни?
Конькобежцы растворились. Перед ним — невысокий, угрюмый мужчина в безупречно сидящем белом халате, у изножья кровати.
— Я доктор Диц. Вы меня слышите?
— Да. Дайте телефон, пожалуйста. Мне нужно сделать несколько звонков.
— Мы ещё вернёмся к этому. Вы понимаете, почему вы здесь?
— Меня с дороги столкнули. Я врезался в пень.
Его глаза сузились:
— Что было потом?
— Сработала подушка. Дальше… не знаю. Удар по голове. Сирены, кажется. Очнулся здесь. Когда меня выпишут?
Диц улыбнулся, но улыбка была скорее формальностью. Он поднял три пальца правой руки:
— Сколько видите?
— Три.
Он поднял указательный и средний левой, водя ими туда-сюда, словно прощаясь:
— А теперь?
— Два. Я хотел бы телефон. Близкие должны знать, где я.
Не ответив, Диц подошёл ближе и подсветил зрачки фонариком:
— У вас сотрясение мозга — от средней степени к тяжёлой. Хотя прямо сейчас симптомы минимальны, в ближайшие семь дней они могут усилиться.
— Симптомы типа…?
— Постконтузионный синдром — головные боли, туман в глазах, головокружение, провалы памяти, усталость, бессонница, тошнота, раздражительность.
— Черепно-мозговая травма?
Диц едва кивнул, глядя холодно:
— Полицейскому нужно взять у вас показания
