Гадюка - Джон Вердон

Устроился за столом, чтобы уменьшить тупую боль в спине, и набрал.

— Ну и что теперь?

— За рулём второй машины был Сонни Лерман.

— Сын Ленни?

— Да.

— Вот чёрт. И как он объяснит, что пошёл на таран?

— Никак. Он мёртв. Пуля в голову. После того, как вытолкал меня с дороги, кто-то его пристрелил.

— Кто сказал?

— Страйкер. Вчера, в больнице. Она уверяет, что пистолет, из которого его убили, нашли у меня в руке — и следы пороха на мне.

— Как ГСР на тебя попала?

— Я влетел в пень, приложился, вырубился. Полагаю, стрелок ударил Сонни, затем вложил мне пистолет и произвёл второй выстрел, чтобы посадить порох.

Хардвик задумчиво хмыкнул. — Выходит, «встреча» в Харбейне была лишь способом загнать тебя на пустую дорогу в нужный час.

— Похоже.

— Но ты всё ещё на свободе. Почему?

— Страйкер сказала, что действует медленно — из уважения к моей прошлой службе.

— Ерунда собачья.

— Согласен. Потому и думаю: на месте есть улики, которые не сходятся. Хотелось бы понять, что она знает о машине-таране. И нашла ли группа Магнуссена следы третьего лица.

— Предлагаешь подглядеть в голову Страйкер и в материалы полиции?

—Было бы идеально. И ещё: Магнуссен держал мой телефон — значит, у него есть запись звонка от того, кто назначал встречу. Номер, возможно, анонимный, но у оператора — есть сектор вышки. Если он это отследит, мне бы знать, что вышло.

— Ладно, — сказал Хардвик наконец, и в голосе было больше угрозы, чем согласия. — Рискую подпалить последние мосты с местной полицией. Но, чёрт меня дери, Гурни, ты будешь мне должен.

Гурни посидел, глядя в окно кабинета. Снег покрыл высокогорное пастбище. Где-то наверху слышалась знакомая мелодия из любимых струнных пьес Мадлен — она, должно быть, играла на запасной виолончели, оставленной после того, как получила лучшую от музыканта «Глиммергласса», уходившего на пенсию. Он уже объяснил ей, что новую виолончель нельзя забрать из разбитой машины, пока полиция держит автомобиль как улику с места преступления.

День едва начался — а он уже выбит. Решив не потакать сотрясению, он выпрямился, пролистал материалы Слейда на столе и выбрал стенограмму, намеченную к чтению накануне поездки на Блэкмор.

— Интервью с Томасом Казо, начальником Лермана в “Пивном Монстре”. Его особенно заинтересовал фрагмент разговора Дерлика с Казо.

Дерлик: — Как бы вы описали поведение Ленни Лермана в период, предшествовавший увольнению?

Т. Казо: — Месяц примерно был как не свой. Замкнутый, угрюмый. А потом — вдруг вдохновлён идеей. Сказал, что эта работа ему больше не нужна. Мол, —чтоб вас, ухожу.

Может, это и пустяк, но «месяц был не в себе» показалось стоящим внимания. Вопрос — кого расспросить? Эдриен переживает шок от гибели Сонни, и, в зависимости от версии полиции, может счесть виновным Гурни — о каком объективном разговоре речь.

Остаётся Казо. Пока Гурни размышлял о тонкостях подхода, взгляд невольно вернулся к завесе метели. Мимо окна стрелой метнулась тёмная птица. Дверь кабинета тихо скрипнула; он обернулся — в проёме стояла Мадлен, с тревогой глядя на него.

— Как ты?

— Нормально, — сказал он, не вполне честно. — Слышал, как ты играешь. Старая виолончель держится?

— Звук так себе.

— Может, через пару дней вернём твою новую.

— А как насчёт машины?

— Зависит от страховщиков. Скорее всего, признают ущерб и выплатят. Надо решить, чем заменим.

Она посмотрела в окно — на снежные вихри, крутящиеся по склону. — Надеюсь, курятник не занесло.

Он промолчал.

Она повернулась к нему. — Болит?

— Затекло чуть. Было не только это — но признавать боль тоже было больно. Боль — значит слабость; в таком он не признавался.

Она взглянула на стол, заваленный папками. — Ты хоть немного продвинулся, чтобы сказать Эмме своё мнение?

— Сложно сказать. Меня интригует странная связка того, что произошло в домике Слейда в ноябре, и вчерашнего — на Блэкморе.

— То есть в том, что жертвами стали отец и сын?

— И ещё то, что меня пытаются подставить в убийстве сына — как Слэйда могли подставить в убийстве отца. Шантаж дал Слэйду мотив убрать Ленни, как дорожная атака могла дать мне мотив убрать Сонни. Но приоритеты убийцы мне не ясны. Конечная цель — убить обоих Лерманов? Или они — побочный ущерб в игре по фабрикации вины сначала Слэйда, потом моей?

— Важнее — насколько ты должен быть в этом. Похоже, люди по обе стороны закона хотят, чтобы ты отступил. Я — точно хочу, и чем скорее, тем лучше.

Он пропустил мимо её переадресовку вопроса: — Я уверен, в пазле не хватает одного кусочка — того, что прояснит все убийства, подставы и прочее.

— Это и есть твоя магия, правда? Недостающая деталь, обещающая объяснить всё — несмотря на риск. А риск — часть притяжения, не так ли?

Он не ответил. Подозревал, что она права. Он не раз смотрел в глаза вооружённым убийцам. Страх в такие моменты обострял восприятие, ускорял рефлексы. Никогда он не чувствовал себя таким живым, как на грани.

— Пойду разгребу снег у курятника, — сказала Мадлен, резко сменив тему, к чему он никак не привыкал. — Пока не занесло.

— Я помогу, — упрямо поднялся он. — Морозный воздух прояснит голову.

Он был уже на полпути к выходу из берлоги, когда зазвонил телефон. На экране — Барстоу. Он остановился и ответил.

— Есть новости, — сказала она. — О твоём кролике.

— Слушаю.

— Чужая ДНК на шерсти деградировала. Надёжно — лишь до уровня класса, так что род или вид не определить. Но класс неожиданен. Рептилии.

— Рептилии?

— Ящерицы и змеи — около восьми тысяч видов.

— Вы хотите сказать, кролик контактировал с таким… животным?

— Или с предметом, с которым контактировали рептилии.

— Это могло произойти естественно — в дикой местности?

— Теоретически — да, но маловероятно. Объём ДНК на лапах и брюхе указывает на длительный контакт — скорее всего, в замкнутом пространстве.

— Какой сценарий вероятнее?

— Кролик какое-то время провёл в герпетарии.

— Редкое слово.

— Террариум для рептилий. Размером от большого аквариума — до зоопаркового