Измена. Ты нас предал, Дракон! - София Руд
Не глупая девочка с мечтательными глазами, а мать, готовая сражаться за свое. Такой ли жизни я хотела? Об этом ли мечтала?
Но боги распорядились так. Я изранена, измучена, но жива. И сын мой рядом со мной. Живой и невредимый. Пусть и у Рида все будет хорошо.
Боги, пусть он будет жив и здоров. Молю вас об этом.
А что будет потом — то пусть и будет. Скитания, жизнь под чужой личиной, а может даже внешностью, вечное одиночество на краю света — я справлюсь со всем. Я не буду плакать. Мой сын не увидит моих слез.
Беру свою кроху на руки, чтобы покормить, и напеваю песню из детства. В памяти качаются те самые качели в нашем саду. Звенит голос Стеллы, которую я, наверное, никогда уже не увижу. Вспышками проносятся дни в академии. Смех подруг, которых я уже и не помню. Теплые и в то же время мудрые глаза отца, научившего меня добродетели. Мамино строгое лицо и ее понимание, как нужно жить. Рид…
Забавно, но я лишь малую часть своей жизни, если считать ее течение в годах, провела с этим мужчиной, но все мои воспоминания занимает он.
По щекам текут горячие слезы, когда я вижу в памяти его белоснежную улыбку. Я помню тот трепет, когда этот грозный мужчина, впервые подарил мне ее. Когда его строгий голос вдруг становился ласковым и мягким лишь для меня. И даже его взгляд…
Я помню каждое его прикосновение. Помню, как меня уносило волнение, точно лодку в море, когда я шла к алтарю, помню, как один лишь его взгляд придал мне смелости и тут же заставил растеряться. Помню, как он, вопреки законам, сам пошел ко мне по красной дорожке и протянул руку, чтобы я не шла этот путь до него сама.
Я все это помню…
Помню наши разговоры до утра вместо того, чтобы спать. Как удивлялись слуги, когда всегда закрытые двери его кабинета для меня всегда были открытыми. Как было тепло внутри него, внутри Рида. Ведь я жила в его сердце…
Пока оно не захлопнулось однажды. И моя жизнь опустела. Кожи коснулся липкий неприятный холод, а каждый рассвет перестал дарить улыбку и дарил ожидания конца этой муки. Заставлял меня верить, что черная полоса закончится, и я снова смогу стать счастливой. Что Рид сам как когда-то отнесет меня в свое сердце.
А он причинил невыносимую боль. Раны опалились, но не зажили. Он обещал их залечить. Даже когда я в истерике молила его оставить меня, говорил, что не отступит.
И где он теперь? Где я?
На окраине жизни. И сейчас даже нет сил волноваться о том, что будет завтра или через час. Я просто знаю, что со всем справлюсь.
И он справится. Я верю.
Пускаю взгляд в окно, за которым догорает закат. Огненно-алый. Облака будто сами рисуют мне дальний путь. Путь без Рида…. Навсегда.
Я ведь этого так сильно желала…
Укладываю Дэриэла в кровать, не в его, а в свою, потому что слишком холодно. Не снаружи, а внутри, и сама забираюсь рядом. Смотрю на сонное сладкое личико. Пока еще сложно сказать, на кого эта кроха похожа больше всего. Но хмурится в точности, как отец.
Целую его в теплый лобик, прижимаю поближе к себе и закрываю глаза. А в мыслях все еще молюсь. Молюсь за того, кто неустанно мучит мое сердце.
Просыпаюсь от первых лучей солнца и возни в смежной комнате. Когда вернулся Кирк? Выглядит бодрым и готовым к бою. Он выспался? Смог отдохнуть?
— После завтрака отправимся в путь, — говорит мне медведь, указывая в сторону стола с ароматными булочками и молоком. Вот только есть мне сейчас совсем не хочется.
— Скажите, если вам что-то нужно, миледи. Я все подготовлю, — сообщает он, а я хмурюсь.
— Это я должна говорить на “вы”, а не наоборот, — считаю я, а Кирк ухмыляется.
— Я ведь дал клятву служить.
Опять он об этом. Давно стоило спросить, но в болоте мыслей невозможно, вычленить главное в последнее время.
Надо бы спросить, но сначала я нуждаюсь в другом ответе.
— О Риде что-нибудь слышно?
— Нет, миледи, — отвечает он мне, вновь делая акцент на статусе. Будто его гоблин за пятку в лесу укусил. — Но отсутствие новостей уже хорошая новость. Думайте в этом ключе.
— Могу ли я попросить тебя говорить со мной на “ты”? Если хочешь, я буду обращаться на “вы”. Это ведь я в долгу. — прошу его, и медведь, усмехнувшись, кивает.
— Спасибо, — киваю я, а затем не могу не спросить. — Могу я узнать, что за сделку вы с Ридом заключили?
— Можешь, Мэл. Но в пути. Сейчас нам лучше поторопиться. В полдень нас будут ждать, чтобы запечатать твою метку.
— Метку истинности? — охаю я, а в памяти тут же всплывает неприятный тип, который предлагал такую услугу за годы жизни.
— Не пугайся. Рид обо всем договорился, — отвечает медведь, а я в который раз замечаю некую легкость, с которой он произносит имя моего мужа. Хотя раньше его голос хрипел, а глаза наполнились злостью. О чем же таком они говорили.
— Мастер запечатает всю тебя, включая метку, истинности, чтобы никто и никогда не смог найти.
— Никто? — переспрашиваю я, а в сердце селится страх. Как же я узнаю без метки, что он цел? Хотя и с ней не чувствую его больше.
Но пока то, что она на месте — прямое свидетельство, что он жив. Сердце начинает сосать еще больше тревог. Мне бы просто знать…
— Встреча в полдень. Давай поторопимся, — просит Кирк, и а я в растерянности киваю.
Собираюсь быстро, не забыв поменять одежду сыночку, и уже спустя четверть часа мы с Кирком выходим на улицу. За вуалью плохо видно, куда идти, и приходится быть осторожной вплоть до того, как мы садимся в повозку.
— Ничего не бойся. Процедура безопасная, — заверяет медведь, когда колеса трогаются. — Зато после этого мы сможем отправиться куда угодно.
Киваю, а сама всеми силами прислушиваюсь к шуму за повозкой. Вот бы услышать краем уха какую-нибудь городскую сплетню в слухе: “А вы слышали, что генерал Дидрих сбежал
