Гадюка - Джон Вердон

— Откуда вы это знаете?

— В лавке Ланки я видел мужчину, как под копирку с портрета. А потом — снова, за рулём Escalade Ланки.

— Понимаю. Вы опять нарушили наше соглашение.

Он пропустил упрёк мимо:

— Главное — связка «Веско—Ланка», соединяющая два убийства Лермана.

— К делу это отношения не имеет. Ваша «связь» — в лучшем случае умозаключение.

— По-вашему, незначительно, что человек, присутствовавший при убийстве Сонни, «случайно» работает у человека, обнаружившего тело Ленни?

— По-моему, ваша одержимость парой «отец—сын» патологична. И я точно знаю, что ваше вмешательство в расследование Блэкмора уже тянет на воспрепятствование правосудию.

Новое обвинение звучало мягче, чем «убийство в дорожной ярости», но Гурни это не успокоило: доказать его было куда проще. Всё ещё уголовное преступление — реальный срок для отставного детектива.

Он сменил тему:

— Хотел бы понимать, насколько приоритетно для вас — найти и привлечь к ответственности того, кто прислал мне змею.

— С удовольствием обсудим это в моём кабинете.

53.

Остаток разговора Страйкер посвятила обстоятельному перечислению правовых последствий вмешательства Гурни в дело Сонни Лермана. Спустя несколько минут он повесил трубку.

В безветренной тиши снег продолжал сыпаться на высокогорное пастбище, и серый послеполуденный свет плавно перетёк в зимние сумерки. Когда в кабинете ощутимо стемнело, ему захотелось включить настольную лампу. Казалось, это безопасно: окна здесь выходили на противоположную от амбара сторону. Но осторожность перевесила.

Самой явной ниткой между делами Лермана оставалась связка «отец—сын».

Следующей — фигура Бруно Ланки: он нашёл тело Ленни, и он же держит у себя человека, который, судя по рисунку Тесс, оказался на Блэкморе в день убийства Сонни.

Был ещё и телефонный звонок — тот самый, что подтолкнул Гурни к встрече с эвакуатором. Звонок, обещавший факты о смерти Ленни и завершившийся убийством Сонни.

И, конечно, Эдриен Лерман — дочь первого и сестра второго. Она заявляла желание разобраться в мутной связи семьи с криминалом. Пора было связаться с ней.

Она ответила сразу. Голос — усталый, извиняющийся:

— Давно собиралась тебе набрать, но навалилось... Наконец выдали тело Сонни. Всё не могла договориться. И один из моих хосписных пациентов только что умер. Но я рада, что ты позвонил. Я поговорила с несколькими родственниками — с некоторыми не говорила годами. Когда спросила, знают ли что-нибудь о гангстере на задворках нашей семьи, большинство сделали вид, будто впервые слышат. По ощущениям — кое-кто знает, но сказали «нет». Единственная, кто решилась рассказать, — моя двоюродная бабушка Анжелика. Ей девяносто один, но голова — ясная.

— И что она поведала?

— Дичь. Просто ужас. Не хочу это обсуждать по телефону.

— Хочешь, я приеду к тебе?

— Есть место, куда я бы поехала охотно. Знаешь Францисканское святилище?

— Не уверен.

— Это убежище для брошенных животных. Папа возил нас с Сонни туда в детстве. В нескольких милях к северу от моего дома, Уинстон. Думаю, поэтому я и хотела жить здесь.

Приют показался Гурни странной площадкой для встречи, но, учитывая состояние Эдриен, он не возражал:

— Когда?

— Завтра в одиннадцать? В девять — визит к хосписной, в двенадцать тридцать — помогу другой с обедом. Между — свободна.

— В одиннадцать — отлично.

Он только успел закончить звонок, как телефон разорвался серией уведомлений — сработала камера у сарая. Он метнулся к кухонному окну.

Дальний свет неприметной машины без опознавательных знаков залил жёлтый «Жук» — фольксваген Джерри Миркл. Пока он смотрел, к машине подошли двое в штатском. Один — к водительскому окну, другой — к пассажирскому. Тот, что у водителя, проверил права и регистрацию Джерри, затем откинул крышку багажника и заглянул внутрь. Между тем напарник, похоже, расспрашивал пассажирку — очевидно, Мадлен. Наконец оба вернулись к своей машине, и «Жук» пополз сквозь занесённые снегом угодья к дому.

Понимая, что Мадлен, войдя, тут же включит свет, он отступил от окна. Услышав открывшуюся и закрывшуюся боковую дверь, тихо окликнул, чтобы не напугать:

— Я здесь, Мэдди.

Она вошла на кухню и щёлкнула свет над островом. Нахмурилась:

— Копы у сарая тебя ищут.

— Знаю.

— Что происходит?

Он объяснил, как счета Visa Ленни навели его на мысль, что бензин, которым сожгли его машину, купил сам Лерман. Пересказал разговор со Страйкер, упомянул о запасном лагере в лесу.

Мадлен ответила ещё более суровой складкой бровей и известием, что пойдёт в душ. Уже на выходе он спросил о встрече у сарая.

Она резко выдохнула — мол, ещё одна свалка твоих навязчивых последствий:

— Им нужно было знать, где ты. Один даже багажник Джерри проверил.

Когда она повернулась обратно, он спросил:

— Они ещё что-то передали?

— Что ты должен немедленно связаться со Страйкер.

— И ты не собиралась мне это сказать?

В её глазах вспыхнуло:

— Ты хочешь сказать, что не знал: она жаждет встретиться, чтобы вдалбить тебе — брось Лерманов к чёрту?

— Я лишь спросил, почему ты не передала единственную просьбу, которую они тебе озвучили.

— Потому что ты и так это знаешь! Ради Бога, Дэвид, разве не ты только что рассказывал, как перебрался через гребень с фермерской дороги и разбил палатку в ледяном лесу — лишь бы с ними не встретиться? Ты отлично понимаешь, что она хочет тебя видеть! На какой планете ты живёшь? И на какой, по-твоему, живу я?

54.

Наутро Гурни проснулся с тупой головной болью. Но небо было ясным, солнце сверкало на обледенелых ветвях — и ему было не так скверно, как в пасмурные дни. Он с нетерпением ждал встречи с Эдриен.

На прикроватных часах — 8:10. Следовало поторопиться, если он рассчитывал успеть к одиннадцати во Францисканское святилище — с поправкой на полчаса, чтобы перебраться через заснеженный склон к машине. Он заметил, что дробовик, который Мадлен держала у кровати каждую ночь, исчез.

Душ, бритьё, одеться — и «Глок» в наплечной кобуре. Мадлен он нашёл за столом — миска овсянки и одна из его книг. Взгляда она не подняла. Ружьё лежало на соседнем стуле между ней и французскими дверями. Он подошёл к окну — глянуть, нет ли у сарая неприметного седана. Машины не было — но это ничего не значило: могла встать по другую сторону сарая или у