В погоне за убежищем - Коулc Кэтрин

— И я сделал это. До чертиков боялся, что будет, если ослушаюсь. И так стыдился, что не смог ему противостоять.

— Трейс, — прошептала я. — Тебе было двенадцать. Ты был ребенком. А он — чудовище. Манипулятор. Ты делал то, что было нужно, чтобы выжить.

Его зеленые глаза потемнели почти до черного.

— Я столкнул ее в могилу, которую выкопал. Засыпал землей, что нагребал сам. И когда заплакал — он бил меня. Бил, пока я не перестал издавать хоть какие-то звуки.

Слезы текли по моим щекам. Я бы отдала все, чтобы забрать его боль. И у мальчишки, каким он был тогда, и у мужчины, который стоял передо мной сейчас.

— А потом он предупредил меня, — прохрипел Трейс. — Сказал, что это я ее похоронил. Что моя ДНК на маме и на месте захоронения. Если полиция узнает — в тюрьму сяду я. Не он.

Я не была уверена, что когда-либо ненавидела кого-то так, как ненавидела отца Трейса. Даже своего — после всего, что он сделал мне и другим. Нужно быть особенным исчадием ада, чтобы заставить ребенка пройти через такую пытку. И я молила, чтобы все это вернулось к нему сторицей, когда он окажется в самых глубинах ада.

— Но ты все равно рассказал директору, — хрипло сказала я.

— Я думал, что заслужил все, что меня ждет. Тюрьму. Смерть. Что угодно. Но я не мог оставить ее там. Без могилы. Без похорон. Не мог.

Я сильнее сжала его руку, как будто это была единственная ниточка, удерживающая меня на земле. Он был таким хорошим. Гораздо лучше, чем сам о себе думал.

— Ты уже тогда был борцом за справедливость.

— Я думал, что меня заберут. Вместо этого — отвезли к Колсонам. В место, о котором я не мог и мечтать.

— И часть тебя до сих пор считает, что ты этого не заслужил.

Это не был вопрос, но Трейс ответил одним разрушающим словом:

— Да.

Я глубоко вдохнула.

— Ты не понимаешь, Трейс. Ты — чудо для всех нас. Для каждого, кому ты позволил узнать тебя по-настоящему. Я слышала это от Кая сегодня. От Габриэля — десятки раз. И вижу это каждый день, когда Кили сияет рядом с тобой.

— Элли… — выдохнул он.

— Нет, теперь ты меня послушай. Всю жизнь я что-то искала. Искала место, где буду в безопасности. Где буду своей. Всю жизнь гналась за убежищем и только ты смог мне его дать.

Он судорожно выдохнул и покачал головой:

— Ты сама его себе дала.

— Может, и так. — Я подняла свободную руку и коснулась его небритой щеки. — Но нашла я его в твоих руках. Потому что ты сделал меня достаточно смелой, чтобы быть собой. Не забирай это у меня.

В глазах Трейса снова блеснули слезы.

— Элли…

— Я люблю тебя, — прошептала я в тишину между нами. Эти тихие слова прозвучали громче любого крика.

Трейс дернулся, будто его ударили, но не отпустил моей руки.

— Не должна.

— Поздно. Люблю. И тебе придется с этим смириться.

Он уставился на меня.

— Командирша.

— Черт возьми, да.

— Я тоже тебя люблю.

— Знаю.

Один угол его губ приподнялся.

— Немного украла мою громкую реплику.

— С этим тоже справишься. — Я поднялась на носки и коснулась его губ. — Я. Люблю. Тебя.

Трейс чуть отстранился и провел рукой по моей челюсти.

— Ты показала мне, каким может быть любовь.

Глаза защипало.

— А теперь кто у нас ворует реплики?

— Элли?

— Да?

— Мне нужно отвести тебя в постель.

— Хорошо.

— Вот так просто?

Я пожала плечами:

— Кажется, я становлюсь сговорчивой, когда ты говоришь, что любишь меня.

Его губы дрогнули в намеке на улыбку.

— Неужели только это и нужно, чтобы сломать твою упрямую натуру?

— Осторожнее, шеф. Я могу превратить этот вечер в мучительное ожидание.

Он склонился, его губы почти коснулись моих.

— Нет, ты не сможешь устоять передо мной.

— Мужчины, — фыркнула я. Но знала — он прав.

47

Трейс

Я проснулся от тепла и запаха Элли. Горячее, словно дымное, тепло обволакивало меня, пока я прижимал ее к себе и зарывался лицом в ее волосы. Здесь аромат был особенно сильным. Наверное, дело в ее шампуне.

Что бы это ни было, оно держало меня в плену, пока в голове снова и снова всплывали события прошлой ночи. То, как я наконец рассказал Элли все. То, как она все равно осталась, все равно любила меня.

Это был подарок, которому нельзя было назначить цену. Но тот, что я буду хранить всегда. Я прижал Элли еще крепче, будто она могла исчезнуть, если я ослаблю хватку.

Надо мной раздалось недовольное рычание, и я понял, что есть еще один источник тепла и давления.

Элли зашевелилась, повернулась и несколько раз моргнула. Потом снова моргнула, подняв взгляд.

— Почему Грем на твоей голове?

Я протянул руку вверх и, конечно, наткнулся на этого чертового пса, устроившегося у меня на макушке. Стоило моей ладони коснуться его спины, как его беззубая пасть попыталась хорошенько меня цапнуть.

— Ай, — выругался я, резко отдернув руку.

Элли хихикнула:

— Да ладно тебе, у него всего один кривой зуб, и тот уже шатается.

Я нахмурился:

— Твоя собака только что укусила меня. Ты вообще-то должна перевязать мои раны.

В уголке ее губ мелькнула улыбка, она потянулась к моей руке:

— Бедняжка. Ты в крови? Как думаешь, ампутировать придется?

— Ты просто ужасна.

— Я — лучшая, — парировала она и потянулась, прижавшись губами почти к моим.

Но тут Грем сиганул с моей головы прямо между нами, визжа и кружась.

— Серьезно? — пробурчал я.

Элли рассмеялась и прижала Гремлина к себе:

— Ему стало одиноко.

— Теперь я понимаю, почему Линк все время жалуется, что Брут им мешает, — проворчал я.

— Брут — лучший пес на свете. Он бы никогда так не поступил, — заявила она про пса моей сестры. Грем, как назло, цапнул ее за подбородок, будто возражая. — Не переживай, Грем, ты тоже лучший пес.

На тумбочке зазвонил телефон, и я со стоном посмотрел на него:

— Сегодня я ненавижу всех.

Планы удержать Элли в постели хотя бы еще на пару часов рушились, пока я тянулся к телефону и видел на экране имя Габриэля. В животе неприятно потяжелело, тяжесть разлилась по мышцам, словно раскаленный металл.

— Алло?

— Привет. Как держишься?

Я откинулся на подушки, притянув к себе и Элли, и Грема, хотя пес недовольно зарычал. Теперь я больше не собирался отгораживаться. Больше не собирался все держать