На Харроу-Хилл - Джон Вердон
По‑прежнему никого не видя, он переполз к грядке со спаржей — низкая, сантиметров 30 высотой, оградка давала хоть какое‑то укрытие — и замер, дожидаясь следующей молнии.
Она ударила через секунду. И то, что осветила, было одновременно ожидаемым — и ошеломляющим.
В дальнем углу курятника, у стыка с новым сараем, стоял идеальный двойник Билли Тейта — тот самый, что мелькал в клипе «Безумная ночь на крыше Сент-Джайлса»: серая худи с капюшоном, чёрные джинсы. Только вместо баллончика с краской у этого Билли был АК‑47. Вспышка молнии, осветив его мгновение, так же внезапно погасла, и фигура растворилась во тьме — под аккомпанемент оглушительного грома.
Мысль крикнуть: «Полиция! Брось оружие! Немедленно!» — соответствовала бы процедурам, но резко уменьшила бы шансы выжить — ему и Мадлен. А выживание в эту секунду было единственной целью.
Уперев колено в землю, Гурни поднял «беретту», сжал рукоять обеими руками и снова стал ждать вспышки. Когда небо разорвалось, угол сарая частично заслонили стебли спаржи — ветер гнул их, раскачивал, — но Гурни успел уловить силуэт человека со штурмовой винтовкой и сделал три быстрых выстрела.
Крик боли, ругательство — и тут же в кромешной тьме полдюжины ответных хлопков. По звуку, два ударили в низкую стенку грядки, которая служила ему щитом.
Тут он уже выкрикнул полицейское предупреждение. Дважды. Ответа не последовало. Он отстрелял ещё три патрона в сторону сарая, затем попятился к задней стороне дома, наощупь пробрался туда, откуда открывался прямой сектор огня на скрытую стену сарая.
Небо вспыхивало частыми молниями — это помогало. Он рванул к идеальной позиции — и наступил на край валуна, снова подвернув ту же лодыжку, что пострадала при прыжке из окна спальни. Что‑то хрустнуло в суставе; спотыкаясь, он вывалился из‑за угла на отблеск пожара и рухнул на землю.
Фигура в капюшоне у входа в сарай резко дёрнулась и, бешено паля на звук, обернулась. Гурни услышал, как трещат пули, врезаясь в стены дома, и как другие рвут густые кусты на краю патио. Лежа ничком, он ответил — восемь или девять раз, он уже не отсчитывал.
В следующую вспышку силуэта в капюшоне не было видно. Гурни заставил себя подняться, решив вернуться к окну спальни за дробовиком. Но сделать шаг он не смог. Лихорадочно перебирая варианты, он заметил, как из темноты сарая, на свет костра, медленно выходит серая фигура.
Он вскинул «беретту», нажал на спуск — и услышал худший звук из возможных: сухой щелчок курка по пустой каморе.
Серая фигура сделала несколько шагов, наводя АК‑47 ему в грудь. Под капюшоном лицо терялось в тени, и хриплый смех, сорвавшийся у незнакомца, едва можно было назвать человеческим.
— Пора выносить мусор, — произнёс голос — не то мужской, не то женский, будто ржавая машина выдавливала слова.
Для человека, стоявшего на переднем крае сотен убийств, смертельно невыгодная позиция — не новость. Задача — выиграть время. Чем дольше удастся удерживать его палец от спуска, тем выше шанс изменить исход.
Опыт подсказывал: большинство убийц — если ими не правит слепая ярость — поддаются искушению сделать паузу, чтобы выяснить, что жертва или полиция успели о них узнать. Суть — разворачивать цепочку фактов, наращивая рассказ так, чтобы истинная цель — тянуть время — не бросалась в глаза. Баланс тончайший. Эмоциональные детали лучше всего маскируют задержку, но они же и опасны: легко вспыхнуть ответом.
Гурни начал с простого:
— Стоила ли она того?
Молния рубанула так резко, что на миг её свет вспыхнул в злобных глазах, устремлённых на Гурни.
Он заговорил мягче, вкрадчиво:
— Богиня старших классов. Неотразимая и недосягаемая. Кроме как для Билли Тейта. Должно быть, было невыносимо — видеть, как неряшливый уголовник вроде Тейта получает то, чего не доставалось вам. А потом — хуже: она продалась отвратительному старикашке с Хэрроу‑Хилл. Я могу представить вашу зависть — как кислота, годами разъедающую жизнь. И вдруг — чудо. Она заговорила с вами. Проявила интерес. Господи, какой это был кайф! Наконец появился шанс. Сколько времени прошло, прежде чем она стала рассказывать, как несчастлива в браке, как мечтает вырваться? Может быть, намекала, что у вас всегда было что‑то общее. Этого хватило, правда? А может, была конкретнее: мерзкий старый Ангус — единственное препятствие на пути к её счастью. Счастью, которым она была готова делиться. Возможно, дала вам заранее попробовать его вкус. Вы поняли, чего она хочет. Не знали только, как сделать. Слишком много на кону: вожделенная награда — и чудовищный риск. А потом подвернулся идеальный шанс.
Куры в курятнике взвились в истерике — их выводило из себя пламя у стен. Гурни, машинально взглянув туда, заметил темный силуэт, скользнувший по кромке освещённой зоны и исчезнувший за курятником.
Он продолжил тем же ровным тоном:
— Звёзды сошлись, как никогда. Надо было действовать — иначе всё уплывало. Вы объяснили Лоринде: момент уникальный. Сейчас или никогда. Она согласилась. Вы составили план. И у вас вышло. Чисто. Во всяком случае, там, где контролировали вы. Скрытой проблемой был Майк Морган. Нервный, раздавленный виною, распущенный Майк Морган. Лоринда говорила, что вы — не первый, кого она пыталась склонить убрать Ангуса? Не думаю. Каждый хочет быть главным, а не тем, кого выбирают в последнюю очередь.
АК‑47, чуть опущенный, снова поднялся. Из‑под капюшона донёсся приглушённый рык. Выбора не оставалось.
— Но Морган не понял сигнала. Он считал, что их отношения — случайный секс, как и все его связи. Когда Лоринда осознала, что он не готов к единственному шагу, который что‑то для неё значил, она пошла дальше. К вам.
Сколько ещё он вытянет? Дождь начал накрапывать; тонкие струйки стекали по лицу.
— Знаете, я думал, что уже всё сложил. Но потом вошёл на кухню, увидел эту кровь, сделал шаги по следу волочения к отпечаткам шин на траве — и снова споткнулся. Я задавал себе очевидный, как казалось, вопрос: зачем убрали тело? Но это был неправильный вопрос, не так ли?
Молния блеснула — в тени капюшона обнажились зубы. Ухмылка.
— Прощайте, детектив, — сказал голос — теперь ясный, ледяной и вполне узнаваемый, без прежней надтреснутости и маскировки.
Ствол АК-47 уставился прямо в центр груди. Но в тот же миг за спиной нападавшего раздался пронзительный скрежет металла, словно кто-то с силой провел ножом по железу.