«Аристократ» из Вапнярки - Олег Фёдорович Чорногуз
"Что-то должно оставаться и потомкам", — думал он, но не говорил этого вслух, потому что это уже было открытие, а его Стратон Стратонович боялся.
РАЗДЕЛ XVI
в котором рассказывается о красной ковбойке, памятнике Александру Пушкину, беспроигрышной лотерее, системе Сидалковского, нежелательной встрече, капитан-лейтенанта, аптекарской точности, встрече с Ковбиком, нездоровой зависти и аристократе из Вапнярки
Дни шли как товарняки порожняком под окнами Ковбика; долго и скучно. Сидалковский, никогда не знавший, что такое печаль и печаль, ежедневно надевал, не спеша, красную ковбойку и костюм Валико (от кепочки он категорически отказался, как и от колеса), запихивал в карманы пачки лотерей и, насвистывая «Красную руту», отправлялся в парк имени. Поэт уверенно сидел на пьедестале, а неподалеку от него проходили страшные и яростные бои пенсионеров, которые развивали свои аналитические способности. Здесь сражались поклонники не только сицилийской или испанской систем, но и любители шашек и домино. Сидалковский смотрел на них и по-хорошему завидовал: «У этих пенсионеров есть все: пенсия и заслуженный отдых. А мне отдых только снится. Может, у меня в кармане есть выигрышная лотерея, но я не провидец, и какая из них выигрышная — не знаю… Они играют в шашки, я играю в жизни. Они сидят и думают, а я сижу и превращаю менее ценную бумагу в более дорогую — лотереи в деньги. А не подключить ли их к этой игре?
И вскоре Сидалковский действительно поставил распространение лотерей на широкую ногу: подключил сюда и шашистов, и доминишников. Те и те начали играть в лотерею, как в первые дни в спортлото.
— Система Сидалковского, — не без гордости говорил он своему коллеге по продаже спортлото, с которым познакомился для компании. — Лотерея в лотерее. Расходятся как мороженое во время школьных каникул в зоопарке.
С компаньоном было легче, а главное — веселее. Сидалковский умел сходиться с людьми быстро, как и завоевывать у них симпатию и доверие. Теперь он только подавал идеи «товарищу по колесу», совершенствовал системы продаж и осуществлял общее руководство.
— Ум, — говорил Сидалковский, — если он есть, можно применить повсюду. Даже в распространении лотерей.
Через систему Сидалковского покупатели образовывали такие очереди за лотереями, которые возможны только после 8 марта возле пунктов приема стеклотары. «Игра в лотерею» настолько захватила всех, что билеты просто не успевали подвозить.
— Ребята, это вам не игра в очко, — сердито предупреждал толпу сержант милиции. — В моем секторе не играйте, — умолял он, хотя после сдачи поста спешил переодеться и сам принимал самое активное участие в этой азартной игре.
Метод у Сидалковского действительно был отличный: в тот полмесяца он выполнил трехмесячный план, получил премиальные и даже устную благодарность от администрации центральной сберкассы.
«Системой Сидалковского» заинтересовалось и Министерство финансов — не меньше капитана Сапрыкина. Сидалковский был занесен в список республиканского управления "Спортлото", где даже получил переходящий кубок с бюстом Андрея Бибы и фотографию с автографами дублеров киевского "Динамо".
Так во второй раз пришла к Сидалковскому, как пишут в газетных очерках, не громкая, но неожиданная слава. Газеты, правда, на этот раз не сообщали о его достижениях, но о Сидалковском распространялись устные легенды почти во всех районных сберкассах. Одни уверяли, что он сын скрытого миллионера и те лотереи скупает сам для коллекционирования как шедевры эпох. Другие — что он хочет приобрести автомашину «Жигули» с холодильником на собственные деньги, а сделать вид, что выиграл в лотерею. Потому что, мол, боится раскрыть себя как наследника богатого дядюшки, недавно умершего то ли в США, то ли в Канаде.
Слава о Сидалковском, как и рассказы о нем, докатилась до трамвайно-троллейбусного управления, находившегося на противоположном конце города от сберкассы, к которой он был прикреплен. "Делегаты" приехали к нему немедленно, чтобы позаимствовать опыт. Это радовало самолюбие Сидалковского, и он, конечно, охотно с ними поделился — даже на общественных началах. Сидалковский был великодушен. У него было несколько приглашений и из автобусных парков. Здесь ему предлагали ставку водителя-ударника и звание почетного члена коллектива только за идею: как можно быстрее распространять месячные проездные и абонементные талончики, стоя на улице под зонтиком. Сидалковский решил дать один показательный сеанс массового распространения автобусных талончиков. Собрал, конечно, вокруг себя столько людей, сколько собирает только автоавария или ребенок, оставленный родителями. К Сидалковскому трудно протолкнуться даже милиции — настолько возрос повышенный интерес к талонам, что стали беспроигрышными, как лотерея.
Все шло нормально, если бы не свалившиеся на Сидалковского две «парашютистки», как две снежные глыбы из высотного дома.
— Ты… Седалище, — сказала одна из них. — Ей-богу, Маньки Сидалковый сынок! А его мать разыскивает, а он, видишь ли, билеты продает.
— Она же говорила, что он в далеком плавании.
— А что ей говорить?
Сидалковский вспыхнул, как просвещенный рубин, и бросился сквозь толпу в подземный переход. «От самого себя не уйдешь. От самого себя не уйдешь, — кричал в подсознании Сидалковский-первый. — Теперь в Вапнярке хоть не появляйся. Что скажут люди? Рассмеют. Все, хватит… Да будет Тамара. В Вапнярке она была бы первой красавицей. А в столице, конечно, есть и лучшие…»
«Чтобы человек хороший. За красотой не гонись», — начал Седалковский-первый.
«Отстань, моралист!» — махнул рукой Сидалковский-другой и выскочил на тротуар в противоположном конце проспекта.
Асфальт под Сидалковским горел, и смолистый запах забивал дух. Он вскочил в трамвай. Некий школьник неожиданно предложил ему место.
— Когда дама стоит в трамвае, я не сажусь, — улыбнулся он волшебнице в белой кофточке и юбочке «в гармошку».
— Вот так! Вы интеллигент, дама благодарно ему улыбнулась, но не села.
Выдерживавший и не такие удары судьбы Сидалковский этого, кажется, стерпеть не мог.
— Позор
