Кукла на цепочке - Алистер Маклин
Я вошел.
Согласно проверенной временем традиции клуб «Балинова» был тесным, душным, дымным и полным каких-то неописуемых благовоний – похоже, с преобладанием жженой резины. Наверное, это имело целью создавать у клиентов должный настрой для получения максимального удовольствия от предлагавшихся развлечений; на деле же запахи за считаные секунды парализовали обоняние. Даже если бы исчезли кочующие клубы дыма, в зале не стало бы светлее, потому что лампы были намеренно приглушены, за исключением яркого прожектора, освещавшего сцену, которая, опять же в силу традиции, представляла собой всего лишь крошечный круглый танцпол в центре помещения.
Публика собралась почти сплошь мужская, всех возрастов – от очкариков-подростков до бодрых восьмидесятилетних стариков с цепким взглядом: похоже, с годами их зрение не ослабевало. Почти все были одеты дорого, поскольку лучшие ночные клубы Амстердама – те, что еще способны удовлетворять изысканные вкусы пресыщенных ценителей некоторых видов пластических искусств, – не для бедняков, живущих на пособие. А «Балинова» уж точно принадлежала к числу самых недешевых, самых злачных заведений в городе.
Женщин я насчитал совсем немного и ничуть не удивился, обнаружив Мэгги и Белинду за столиком недалеко от двери; перед ними стояли какие-то напитки тошнотворного цвета. Выражение лица у обеих было холодное – хотя у Мэгги, конечно же, холоднее.
Я сразу же усомнился в том, что моя маскировка стоила затраченных усилий. Никто не уделил внимания моей особе, и в этом не было загадки. Посетители не смотрели на дверь, они восторженно пялились на сцену, боясь упустить даже крохотный эстетический нюанс, самомалейший символизм оригинального и умозавораживающего балетного номера, исполняемого фигуристой юной ведьмочкой в ванне с мыльной пеной. Под страдальческий аккомпанемент оркестра, который можно вытерпеть разве что в бойлерной, под нестройное буханье ударных и астматические хрипы духовых девица пыталась дотянуться до банного полотенца, коварно повешенного аж в ярде за пределами досягаемости. В наэлектризованной атмосфере зрители пытались угадать, какой из крайне немногочисленных способов спасения выберет бедняжка.
Я устроился за столиком рядом с Белиндой и одарил ее улыбкой, которая на новоцветном фоне моего лица должна была выглядеть белоснежной. Белинда стремительно отодвинулась от меня на шесть дюймов, на пару дюймов при этом задрав носик.
– Ой, какая цаца! – сказал я.
Девушки резко повернулись и уставились на меня, а я кивнул в сторону сцены:
– Почему бы кому-нибудь из вас не помочь ей?
Последовала долгая пауза, затем Мэгги сдержанно спросила:
– Что это с вами?
– Грим, – ответил я. – И говори тише.
– Но… Но я звонила в отель лишь пару минут назад… – сказала Белинда.
– Шептать тоже не надо. Наводку на этот притон мне дал полковник де Грааф. Она сюда сразу вернулась?
Девушки кивнули.
– И не выходила?
– Через переднюю дверь – нет, – ответила Мэгги.
– Вы запомнили лица монашек, как я велел?
– Мы пытались, – сказала Мэгги.
– Заметили в их облике что-нибудь странное, особенное, необычное?
– Нет, ничего такого, – ответила Белинда и пылко добавила: – Разве что в Амстердаме монашки очень красивые.
– Мэгги мне уже говорила. И это все?
Они переглянулись, колеблясь, затем Мэгги произнесла:
– Есть одна странность. Нам показалось, что в эту церковь входит гораздо больше людей, чем выходит.
– Да, на службе было гораздо больше прихожан, чем мы потом увидели на улице, – подтвердила Белинда. – Я там была…
– Знаю, – терпеливо сказала я. – Что вы подразумеваете под «гораздо больше»?
– Ну… – агрессивно отреагировала Белинда, – прилично.
– Ха! «Гораздо больше» сократилось до «прилично». И вы, конечно же, зашли в церковь и убедились, что там пусто?
Настала очередь Мэгги контратаковать:
– А что, если некоторые пожелали остаться уединения ради? Вам это не приходило в голову?
– А может, вы в устном счете не сильны?
Белинда раскрыла было рот для гневной отповеди, но Мэгги прижала к ее губам ладонь.
– Майор Шерман, вы несправедливы! Может, мы и сделали что-то неправильно, но вы к нам несправедливы!
Когда Мэгги говорила в таком тоне, я слушал.
– Прости, Мэгги. Извини, Белинда. У трусов вроде меня есть неприятная черта характера: будучи встревоженными, они срывают настроение на тех, кто не может дать сдачи.
Девушки дружно ответили милой сочувственной улыбкой, что всегда так бесило меня. Но в тот момент она показалась удивительно трогательной. Возможно, это коричневый грим как-то действовал на мою нервную систему.
– Видит Бог, я куда чаще ошибаюсь, чем вы.
И тут я допустил одну из самых роковых ошибок в моей жизни. Следовало вникнуть в то, что мне сообщили девушки.
– Что теперь? – спросила Мэгги.
– Да, что теперь нам делать? – присоединилась к ней Белинда.
Я был явно прощен.
– Походите по ночным клубам в окрестностях. Господь свидетель, их тут предостаточно. Может, узнаете кого-нибудь из артистов, или из обслуги, или даже из зрителей – кого-нибудь из тех, кто сегодня побывал в церкви.
Белинда недоуменно воззрилась на меня:
– Монахини в ночном клубе?
– А почему нет? Если даже епископы посещают вечеринки в саду.
– Это не одно и то же…
– Развлечения – они во всем мире развлечения, – пафосно возразил я. – Особенно присматривайтесь к тем, кто носит платье с длинными рукавами или эти модные перчатки по локоть.
– Почему именно к ним? – спросила Белинда.
– А вот догадайся. Если встретите кого знакомого, установите, где живет. К часу дня возвращайтесь в гостиницу. Увидимся там.
– А вы чем заняться планируете?
Я неторопливо оглядел помещение.
– Мне нужно тут многое изучить.
– Кто бы сомневался! – хмыкнула Белинда.
Мэгги вскинулась, но от обязательной нотации Белинду спасли восторженно-благоговейные ахи, охи и вздохи, внезапно заполонившие клуб. Зрители едва не попадали со стульев. Измученная неудачными попытками актриса выбралась из ужасной ситуации простым, но гениальным и очень эффективным способом: опрокинула жестяную ванну и воспользовалась ею, как черепаха – панцирем, чтобы скрыть стыдливый девичий румянец, пока преодолевала ничтожное расстояние до спасительного полотенца и закутывалась в него. Величественная, как Афродита, вышедшая из пены морской, она с божественной милостью поклонилась публике. Ни дать ни взять леди Нелли Мелба, навсегда расстающаяся с Ковент-Гарденом. Публика экстатически свистела и требовала продолжения, и пуще других неистовствовали те, кому за восемьдесят, но тщетно: репертуар был исчерпан. Актриса мило покачала головой и засеменила прочь со сцены, сопровождаемая роем мыльных пузырей.
– Вот это да! – восхитился я. – Бьюсь об заклад, никто из вас до такого бы не додумался.
– Белинда, пойдем, – процедила Мэгги. – Нам здесь не место.
Они встали. Огибая меня, Белинда шевельнула бровью, что было подозрительно похоже на подмигивание, ласково улыбнулась, сказала: «Вот таким вы мне больше нравитесь» – и оставила меня гадать о смысле этой прощальной фразы. Я счел нужным проводить девушек взглядом до выхода и убедиться, что никто за ними не последовал. Однако кое-кто последовал – очень толстый и очень плотно сбитый мужчина с огромными вислыми щеками на добродушном лице. Но вряд ли это имело какое-то значение, поскольку сразу же за ним двинулись еще несколько десятков посетителей. Развлечение миновало свою кульминацию, а поскольку такие выдающиеся представления давались весьма редко, всего-то трижды за вечер семь вечеров в неделю, посетители потянулись на другие пажити, где травка позеленее и крепкие напитки стоят в четверть от здешних цен.
Клуб наполовину опустел, дым подрастаял и, соответственно, улучшилась видимость. Я осмотрелся, но в этом кратковременном затишье не увидел ничего интересного. Появились официанты. Я заказал шотландское, и мне принесли напиток, в котором скрупулезный химический анализ, возможно, обнаружил бы следы виски. Пожилой уборщик мыл крошечный танцпол расчетливыми стилизованными движениями жреца, отправляющего священный ритуал. Музыканты, милосердно прекратив свою какофонию, с энтузиазмом хлебали пиво, поднесенное каким-то глухим клиентом.
И тут я увидел ту, ради которой пришел, но понял, что вряд ли смогу смотреть на нее долго.
В дальнем конце зала стояла в дверном проеме Астрид Лемэй. Она застегивала на плечах пелерину, а другая девушка шептала ей на ухо. Судя по напряженному выражению лица и торопливым движениям незнакомки,
