Солнечный ожог - Сабин Дюран

Я почти никогда не оставалась одна и теперь внезапно испытала сильный трепет: меня словно ударили в грудь, и тело пронзило блаженное ощущение свободы. Мне кажется, я в тот момент подумала о Молли, ее устоявшейся и респектабельной жизни в Мордене, ее муже, ее бизнесе – стрижке собак, – ее внутреннем дворике. Может, она позовет меня в гости. Еще не поздно. Но даже в тот момент, на самом пике эмоций, я почувствовала, что радостное возбуждение начинает стихать, – как бы я ни пыталась за него уцепиться, его вытеснила тревога и ощущение собственной никчемности.

Ткань моих сандалий потемнела в тех местах, где их лизнул прибой. Тут у меня возникло ощущение, что за мной кто-то наблюдает, и я резко обернулась. У Рауля почти никого не было. Мужчина с ноутбуком не смотрел на меня – его взгляд был устремлен на воду. Чуть поодаль группа подростков играла в ракетбол, с глухим стуком ударяя ракетками по мячу и перекрикиваясь, вроде бы на итальянском. Никто из людей на шезлонгах не обращал на меня ни малейшего внимания. Одна из яхт, пришвартованных в бухте, готовилась отчалить: на корме, перегнувшись через борт, стоял человек и вытаскивал из воды якорь. Какая-то девушка в темно-синем купальнике с визгом нырнула в воду с надувного матраса. Тут из-за мыса появилась моторная лодка: прорезая воду и взбивая ее до белой пены, она сначала плыла параллельно берегу, а потом с ревом устремилась прямо ко мне. Когда она, остановившись, с выключенным двигателем покачивалась на воде, я увидела в центре палубы гордую мужскую фигуру, а на носу – женщину. Размахивая руками, она что-то кричала, но я не могла разобрать слов. Это не имело значения, потому что я уже снимала свои туфли, шорты и майку. Засунув их в рюкзак, я плотно застегнула молнию и направилась к ним – сначала вброд, пока позволяла глубина, а потом вплавь, гребя одной рукой. В другой у меня был рюкзак – я держала его высоко над головой, пока не подплыла достаточно близко, чтобы можно было перекинуть его через борт.

Когда я добралась до кормы, Лулу опустила металлическую лестницу, и я стала карабкаться вверх. Она смеялась, глядя на меня сверху вниз, и на ее лице лежала тень от козырька стильной красной кепки с надписью «Сен-Тропе».

– Ты нашла нас, – сказала она, хотя, по-моему, это они нашли меня.

– Запрыгивай, – сказал Шон, гордо стоя у штурвала.

Он бросил мне полотенце – темно-синее, пушистое, с вышитыми в уголке буквами «FYC». Я вытерла руки и ноги и, обернув полотенце вокруг талии, присела на резиновый бортик. Он оказался таким твердым, словно был литым, а не надувным. На меня внезапно навалилась усталость, и почему-то захотелось плакать.

– Классно он придумал? – Лулу развалилась на мягком сиденье в кормовой части лодки, раскинув руки в стороны и вытянув ноги перед собой. Она явно наслаждалась роскошью и старалась произвести эффектное впечатление. – Это «Темпест 800». Ему дали в прокате более крутую модель, чем он заказывал.

– Отличная идея, – сказала я.

Думаю, Шон прочесывал порт, пока не нашел лодку с ключами в замке зажигания: иногда владельцы просто бросают их так и уходят. А может, с официальным видом прохаживался по причалу в ожидании какого-нибудь торопыги, который в спешке примет его за парковщика и бросит ему ключ. Может, ему и на чай дали.

На нем были незнакомые мне солнечные очки – черные, закрытые по бокам, дорогие. Наверное, нашел их у замка зажигания. Не такие симпатичные, как те «Рэй-Бен», которые он подрезал в Барселоне. Но я думаю, ему приятно их носить: они дают ему возможность притвориться кем-то другим. Такой шанс он ни за что не упустит.

– Ладно, поехали! – воскликнул Шон.

Он выглядел блистательно, как и подобает победителю. Может, зря я в нем сомневалась.

Отдав честь, он расправил плечи и завел мотор. Развернув лодку, с шумом пронесся между бакенами и по диагонали устремился из естественной гавани в открытое море. Суша позади нас все сильнее уменьшалась в размерах, Сент-Сесиль превращалась в ровный ряд низких строений на фоне массивных холмов – более высоких, чем кажется вблизи. Их поросшие деревьями и усыпанные виллами склоны тянулись вверх – вверх и вдаль, сливаясь на высоте в огромный лоскут темно-зеленого бархата.

Шон поддал газу.

Я схватилась за поручень, а может, и вскрикнула. Или это Лулу кричала? Ее волосы теперь свободно струились по ветру, а красная кепка кувыркалась в пене у нас в кильватере, и именно ей предназначались его следующие слова:

– Не волнуйся! Я знаю, что делаю! – проорал он. – Твоей жизни ничего не угрожает.

Шон еще немного прибавил скорость – нос взмыл вверх, корма опустилась, и лодка, подпрыгивая на волнах и едва касаясь поверхности воды, полетела вперед. Оглохнув от рева двигателя, с солеными брызгами на лице и спутанными волосами, я цеплялась обеими руками за ближайший поручень. Море неслось нам навстречу, волны вздымались и расступались, пускаясь в галоп, словно белые лошади, по обе стороны от катера. Тонкая полоска суши осталась далеко позади, а впереди замаячил темный силуэт острова, похожий на спящего динозавра. Закрыв глаза, я подставила лицо ветру и позволила радостному возбуждению овладеть мной. Я забыла о Лулу. Забыла о своем страхе. Я подумала, что он дарит мне этот день в качестве извинения. Он сделал это для меня.

Через двадцать минут волны разгладились, море успокоилось. Вдали, на высоком мысе, показался маяк, а перед ним – ряд узких бухточек и небольших пляжей, и несколько яхт, стоящих на якоре со свернутыми парусами. Шон сбросил газ, и пару-тройку минут мы медленно плыли вдоль берега. Потом, кивнув самому себе, он направил катер в расселину между невысокими утесами.

Вода внизу утратила цвет, а столбы света, падая вертикально вниз, освещали морские глубины. Теперь, когда мы укрылись от ветра, воздух стал неподвижен. Перегнувшись через борт, я водила пальцами по воде и смотрела вниз, на песчаные дюны с вкраплениями каменистых выступов, покрытых водорослями, и снующую туда-сюда рыбу. Замедлив ход, лодка начала покачиваться на волнах. Шон заглушил двигатель, и внезапно стало очень тихо. Было слышно, как скрипит якорь и шелестит тент. Шон ходил по палубе и инструктировал Лулу. Я продолжала стоять, перегнувшись через борт и наблюдая за тенью лодки на песке, которая то расширялась, то сжималась. Пусть она все делает,