Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас
Розе было двадцать два года, и она задавалась вопросом: неужели такая жизнь станет ее уделом навсегда?
«Кто любит жизнь, не читает книги»[12].
Кристиан держал в руках экземпляр «Мадам Бовари», на полях которого Роза записала эти слова. Он нашел книгу на тумбочке у кровати и теперь размахивал ею перед носом жены, как грязной тряпкой:
– И что это значит? Что тебе жизнь не мила? Ведь ты только и делаешь, что читаешь целыми днями… – Он скривился, выражая презрение, смешанное с недоумением.
Кристиан определенно не понимал, что он делает жену несчастной. Бывают такие люди, которые не видят дальше собственного носа. Роза могла бы ему объяснить, что ей не мила вовсе не жизнь как таковая, а ее жизнь, та жизнь, которую ей приходится вести рядом с ним. Но сумел бы он уловить разницу?
– Это просто слова, – развела она руками. – Я иногда записываю чужие мысли и цитаты, которые кажутся мне красивыми.
– Кажутся тебе красивыми? – ехидно передразнил он. – Слишком много у тебя свободного времени, вот в чем дело.
Он презрительно покосился на четвертую сторонку обложки, где была напечатана аннотация: «Эмма Руо, воспитанная в монастыре, мечтает о сказочной жизни, как у принцесс со страниц слащавых любовных романов, которые она от скуки глотает один за другим. Она выходит замуж за доктора Бовари, но жизнь с ним для нее скучна и монотонна, а большего он не может ей дать…»
Кристиан швырнул книгу на пол, разве что не плюнув ей вслед, и ушел в другую комнату. Роза наклонилась и бережно, словно раненую птичку в ладони, подобрала роман в красивой обложке, раскрывшийся от удара о пол. Она не могла понять, откуда в этом мужчине столько злобы. Откуда столько ожесточения в человеке, которого она выбрала себе в мужья, с которым решила связать свою жизнь до конца дней. Книгу она положила на этажерку в гостиной, села на диван и слушала доносившийся из спальни храп Кристиана, а потом и сама пошла спать.
«Кто любит жизнь, не читает книги». Для Розы чтение было убежищем, куда можно сбежать, чтобы попытаться забыть о мрачной, тусклой, унылой жизни, на которую она сама подписалась, шагнув в ловушку супружеского быта, выстроенного вокруг нее мужем. В противовес этому она могла лишь отправиться в мир удивительных приключений, не покидая собственного дивана.
Роза перечитывала «Илиаду», снова и снова возвращалась к «Трем мушкетерам», бродила с Ирвингом по Альгамбре. Это параллельное существование, которое она научилась вести с детских лет, теперь спасало ее от погибели.
Она наконец поняла, почему ее мать не бросила работу после свадьбы – чтобы выходить в люди, общаться с ними, не сидеть дома в одиночестве, ожидая, когда вернется муж, которому только и нужно от жены, чтобы та ставила перед ним полную тарелку да раздвигала ноги.
Дом для Розы превратился в золотую клетку в тюрьму или, если обыграть ее новую фамилию, в метафорические плотины, раздробившие бурную реку на стоячие озёра. С той поры, так же как узница грезит о свободе, как озёра стремятся слиться в полноводный поток, она мечтала лишь об одном – сбежать.
Кристиан, как будто безразличия, грубости, произвола, достававшихся от него жене, было недостаточно, начал пить, отчего стал еще злее и вульгарнее не только в речах, но и в поступках. Теперь после работы он увязывался в бары за приятелями – записными пьяницами, опытными буянами – и колобродил с ними допоздна, пока жены, уставшие ждать мужей к остывшему ужину, не приходили забрать их по домам. Еще он пристрастился к азартным играм и продувал в карты огромные суммы. Больше в их глуши заняться было нечем после трудовых будней. На землях между М. и П. вырастала молодежь, исправно наследовавшая пороки предыдущих поколений, от алкоголизма до жестокосердия, словно сами Ругон-Маккары, обретая плоть и кровь, шеренгами спускались сюда со страниц книг Эмиля Золя.
Кристиан стал возвращаться еще позже по вечерам. Роза слышала звук мотора трактора, на котором он ездил в бар прямо с полей, и уже знала, что произойдет дальше.
Муж битый час будет открывать дверь и карабкаться по лестнице, то и дело приваливаясь к стене и грязно ругаясь.
Роза будет следить за его продвижениями на слух, глядя широко открытыми глазами во мрак спальни, вжимаясь затылком в подушку, дрожа под одеялом, страшась того, что вот-вот должно случиться. Он с рычанием распахнет дверь, заорет: «РОЗА!!!» Спотыкаясь, доберется до кровати, обрушится на нее мертвым грузом так, что затрясется матрас, отдаваясь дрожью внутри ее костей. Она почувствует его дыхание – тошнотворный перегар, отдающий анисом, – к этой вони примешается запах пота и табака от несвежей одежды, порой сдобренный рвотой.
Если у него еще останутся силы – по счастью, это редкий случай, – он ощупает постель в поисках жены, и его руки обовьются вокруг нее, как змеи. Кристиан никогда не моет руки, возвращаясь домой. «Руки, которые возделывают землю, не бывают грязными», – любит он повторять. Потом мерзкие пальцы облапают ее, истыкают, исцарапают, беспощадно изомнут соски, с неуклюжим усердием полезут под панталоны, и к этому действу прибавятся брошенные в спешке ласковые слова. «Ты такая красивая, – скажет он, хотя даже не видит ее в темноте, и добавит: – Я тебя люблю», хотя понятия не имеет, что это означает. Продолжая что-то бормотать ей на ухо, он войдет в нее пальцами – как в щель почтового ящика, когда надо достать письмо, но лень искать ключ. Ключа от Розы у Кристиана не было и нет – это очевидно. И вот так орудовать пальцами – для него единственный способ овладеть женой, когда он слишком пьян для эрекции.
– Какое же ты животное, Кристиан, – не выдержала она однажды, набравшись смелости, чтобы бросить эти слова ему в лицо. – Ты такой же, как другие!
– Это какие такие «другие»? – вскинулся он мгновенно в очередном приступе ревности.
– Другие местные мужики! Те, которые только пьют до одури и колотят своих жен. Вы не способны тронуть чье-то сердце – только его искалечить[13].
Кристиан вскинул брови.
– «Вы не способны тронуть чье-то
