Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас
Двадцать четвертого декабря Кристиан поднялся в спальню с плюшевым медведем для Эдмона и небольшим свертком для жены.
– Что там? Билеты в Париж? Или в Лондон? – просияла Роза, и в ее усталых глазах, под которыми залегли круги, вспыхнули на мгновение тысячи звездочек.
Однако сверток был великоват для пары билетов на поезд или на круизный корабль. Молодой фермер ей не ответил. Тогда она осторожно развязала ленту и развернула бумагу так, словно упаковка сама по себе была драгоценным подарком.
– А у меня для тебя ничего нет, – огорченно сказала Роза. – Ну, кроме Эдмона, конечно!
В свертке она нашла флакон духов «Шанель № 5» и невольно отпрянула от неожиданности, но, быстро взяв себя в руки, улыбнулась, чтобы скрыть волнение. Это был невероятно дорогой подарок, и он не мог не растрогать Розу до глубины души. А еще очень мило было со стороны Кристиана проявить к ней такое внимание. Неужели после рождения ребенка муж сделался наконец заботливым? Возможно, теперь ее жизнь изменится и станет счастливее, чем раньше, подумала Роза. Потому что никогда нельзя отчаиваться и терять надежду на лучшее.
– Спасибо, Кристиан, за чудесный подарок, мне очень нравится.
Чтобы это доказать, она побрызгала из флакона себе на шею. И этот аромат, сработав как запах печенья мадлен у Пруста, мгновенно перенес ее в тот августовский день, когда на нее напал зверь. По телу прокатилась волна дрожи, а потом Роза взглянула на мужа, стараясь изобразить улыбку. Он будто ждал чего-то другого, но она не стала об этом спрашивать. Быть может, он надеялся на поцелуй… Роза прильнула к нему, и они поцеловались, а когда она оторвалась от его рта, Кристиан остался стоять неподвижно, с загадочной улыбкой на влажных губах.
Она уже собиралась спросить, что происходит, но в дверь постучали – им принесли еду.
– Я нашел медицинское заключение от твоего врача, – все-таки сказал Кристиан, когда они смаковали праздничный рождественский ужин, приготовленный мадам Гранье.
Роза сидела в постели, ее муж устроился в кресле. Она подумала, что речь идет об осложнениях после родов.
– Ничего страшного. Врач меня заверил, что опасности для моего здоровья больше нет. Они купировали кровотечение.
– Я говорю о нападении на тебя дикого зверя, – отрезал Кристиан и заметил, как Роза поежилась, будто открыли окно и в него влетел порыв ледяного ветра.
– Ты что, теперь копаешься в моих вещах?
– Эта бумажка выпала из твоей книги! – возмутился Кристиан. – Вон из той! – Он презрительно указал на роман Марселя Пруста.
– Говори потише, ты разбудишь Эдмона, – сказала Роза и удостоверилась, что их ребенок все еще мирно спит в колыбели, стоящей рядом.
– Так что? Не хочешь мне рассказать? – поинтересовался Кристиан.
– О чем?
– О том, какого черта ты шлялась по Урочищу в окрестностях П., облившись дорогущим парфюмом!
– Облившись дорогущим парфюмом?..
Должно быть, он ждал этого момента, потому что выхватил, можно сказать, из воздуха документ с ловкостью покерного шулера, предъявляющего на ладони туз пик.
– Вот: «На шее, запястьях и предплечьях имеются очаги сильного раздражения, вызванного нанесенным на кожу парфюмом (жертва утверждает, что это "Шанель № 5")». С каких это пор ты душишься роскошными духами, чтобы прогуляться по лесу, а?
Вопрос застал Розу врасплох – она уставилась на мужа округлившимися глазами, не без труда дожевывая медальон из говядины. Теперь стало понятно, почему он сделал ей такой подарок. Да что он за человек, в конце-то концов? Как можно наслаждаться чужими страданиями? Страданиями той, кого он должен любить больше всех на свете?
– Деревенский участковый задал мне тот же вопрос. На меня напал и чуть не загрыз хищник, взявшийся не пойми откуда, а всех интересуют исключительно мои духи!
– Что ты ответила участковому?
– Да какая тебе разница?
– Говори! – рявкнул Кристиан, и глаза его потемнели от ярости.
И тогда Розе тоже захотелось причинить ему боль, заставить его страдать, расплатиться той же монетой.
– Я ответила ему, что у меня было свидание с парнем.
– Свидание с парнем? – повторил Кристиан с таким видом, будто услышал нечто самое удивительное и невероятное в своей жизни.
Но в глубине души он так и думал. Именно поэтому он взбесился, когда нашел медицинское заключение. Потому что его сразу одолело подозрение. Надушиться Роза могла только ради мужчины.
– Вот, значит, зачем ты поперлась в лес как расфуфыренная фифа!
– Расфуфыренная фифа?..
– Как шлюха!
Роза приняла этот удар, оцепенев на секунду.
– Ты спятил, Кристиан? Да что на тебя нашло? Не смей называть меня так! Никогда! Особенно при нашем сыне!
– Можно узнать, с кем ты встречалась?
Она помедлила мгновение и ответила:
– С парнем из города М.
– Ты с ним трахаешься?
Вопрос прозвучал будто сам собой – Роза не думала, что на такое нужно отвечать, но все же, справившись с потрясением, ответила.
– Да, – сказала она. – И получаю удовольствие.
Кристиан, охваченный бешенством, вскочил с кресла, опрокинув поднос с едой и встал перед ней во весь рост:
– Кто он?
– Ты его не знаешь.
– Кто?! – заорал Кристиан.
Теперь-то уж младенец проснулся и расплакался.
Мать подхватила свое дитя на руки, нежно прижала его к груди, отчего мальчик почти сразу успокоился, а Кристиан смотрел на них, как на двух незнакомцев, на чужаков, глазами, полными ненависти.
Потом он вдруг пожал плечами и направился к двери.
– Куда ты? – спросила Роза.
– Надо персиковые деревья утеплить.
– Но ведь сегодня канун Рождества! И времени посмотри сколько – уже одиннадцать!
– Персики Рождество не празднуют. Завтра синоптики обещают снегопад и снижение температуры, не хочу, чтобы деревья замерзли. Но тебе-то на них наплевать, ты только о себе и думаешь.
– О себе? Позволь тебе напомнить, Кристиан, я только что родила ребенка!
Он уже открыл дверь, на пороге обернулся с презрением на лице, указал на разбитую тарелку, валявшуюся на полу:
– Приберись в этом свинарнике. – Вышел и захлопнул за собой дверь.
Больше он жену не навещал.
Когда Роза наконец сама, впервые за месяц, вышла из спальни, муж еще не вернулся из садов. В доме был страшный бардак и зверски воняло. Несмотря на боль в животе, она принялась за уборку. Придя с работы, Кристиан выразил недовольство, что еда еще не готова. Он хотел есть. А
