Под зонтом Аделаиды - Ромен Пуэртолас

Слова эти прозвучали и смолкли в тягостной атмосфере кабинета судьи. Я ничего не сказала, лишь закурила сигарету – всегда так делаю, когда нервничаю.

– Что вы прочитали на вырванных страницах и какое отношение это имеет к моему клиенту?

– В связи с обстоятельствами, касающимися Мишеля Панданжила, руководство почтовой службы города М., где он до сих пор работал, приняло решение его уволить, что я нахожу весьма благоразумным, мэтр.

– Вы разве не слышали о презумпции невиновности, ваша честь? Пока моему клиенту не вынесен приговор, он не может считаться преступником. Возможно, вы не в курсе, но с тысяча восемьсот девяносто второго года ни один работодатель не вправе расторгнуть трудовой договор с сотрудником без каких-либо оснований. И если на почте уволят ни в чем не повинного человека только потому, что полиция плохо выполняет свою работу и сажает под арест кого ни попадя, это будет сделано, на мой профессиональный взгляд, именно без каких-либо оснований, а стало быть, повлечет за собой юридические последствия. Можете мне поверить, Мишель Панданжила выйдет на свободу и вернется к работе на почте. Я для этого сделаю все, что от меня зависит.

Судья не смог сдержать сардонический смешок:

– Да уж, оптимизма вам не занимать, мэтр, и это правильно, ведь таково одно из требований вашей профессии. Вы, адвокаты, всегда готовы уцепиться за любую соломинку, за что угодно, пусть даже за самый гнилой сук. Но давайте не будем путать оптимизм с идиотизмом, а я точно знаю, что вы не идиотка. – Он указал на лежавшую перед ним на столе тонкую картонную папку: – Если Панданжила выйдет на свободу и вернется к работе на почте, даю слово: я съем эту папку. С майонезом. Майонез, как известно, все делает вкуснее… Однако давайте ненадолго отбросим шутки, мэтр. Панданжила на почте уже уволили. Он вам разве не сказал? Похоже, не очень-то этот клиент с вами откровенен. Представьте себе, его уволили несколько дней назад. И страницы из дневника Розы Озёр были найдены в его бывшем шкафчике в подсобке.

До меня не сразу дошел главный смысл этих слов, поэтому я выпрямилась на стуле и гневно воздела палец перед носом судьи:

– Это незаконно! Обыск шкафчика моего клиента должен был производиться в его присутствии. Ничего из того, что вы там нашли, теперь не может рассматриваться судом в качестве доказательства!

– Успокойтесь. Пылкость свойственна молодым, но у вас в довесок к ней идет еще один недостаток – поспешность суждений. Вы не знаете всех обстоятельств. В день увольнения Мишелю Панданжила предложили забрать личные вещи из шкафчика, и он это сделал собственноручно. Стало быть, с юридической точки зрения он отказался от прав на собственность, которая там могла остаться. Пока что, по-моему, все законно. А вы как считаете?

– Согласна. За исключением того, что руководство почты незаконно уволило сотрудника. И мы к этому еще вернемся.

– Как скажете. Сегодня утром новый сотрудник, нанятый на замену Панданжила, некий Реймон Кури – они, видите ли, сменили черного на лысого, – получил в пользование его шкафчик. Оказалось, ваш клиент там кое-что забыл – в самой глубине нашелся хорошо спрятанный сверточек, если вы понимаете, что я хочу сказать. Внутри было несколько исписанных листов с оборванным краем. Вот они, мэтр. Месье Кури из любопытства заглянул в эти записки. Любопытство – ужасный недостаток, похлеще прочих, да? Но у кого его нет, скажите на милость? В общем, он прочитал все от первого до последнего слова. И слова эти показались ему настолько подозрительными, что встревоженный месье Кури побежал с найденными листами к своему начальнику, а тот отнес их в полицию. Листы были незамедлительно переданы комиссару из отдела по расследованию убийств, который занимается этим делом, и в результате попали ко мне на стол.

– Каким образом страницы из дневника Розы оказались в шкафчике Мишеля Панданжила? – спросила я. Вернее, просто подумала вслух.

– Это приводит нас ко второй плохой новости, дорогой мэтр. Вы обалдеете, но госпожа Озёр бессчетное количество раз упоминает на этих вновь обретенных страницах фамилию Панданжила.

Судья Ажа не ошибся: я обалдела.

– Вот копия для вас, – сказал он, подтолкнув ко мне по столу картонную папку.

– Но это невозможно! – выпалила я.

– Судя по всему, вы не слишком хорошо знаете своего клиента, мэтр.

Вид у судьи был крайне довольный. Он знал, что наблюдает сейчас за предсмертной агонией. За моей агонией. Для него я была окровавленным быком, в которого уже воткнули дюжину бандерилий, и он, израненный, вот-вот рухнет наземь, испустив последний дух.

– Не понимаю… – в отчаянии призналась я, открывая картонную папку и машинально перебирая листы в тоненькой стопке.

– Ах, не понимаете? Тогда я объясню, медленно, чтобы смысл до вас дошел, – пообещал судья высокомерным тоном. – Не хотелось бы, конечно, лишать вас удовольствия полюбоваться, как я уплетаю эту папку, приправив ее майонезом, мэтр, но дело в том, что ваш клиент, тот негр по имени Мишель Панданжила, человек, которого вы находите симпатичным и невиновным, человек, которого вы защищаете от всех и вся, мужчина, с которым, как мне кажется, вы уже переспали… так вот, дело в том, что он был любовником Розы Озёр…

Часть пятая

Аделаида Кристен

Вечер я провела в ванне, и компанию мне составляла только бутылка белого вина. Когда бутылка опустела, я добралась, пошатываясь, до бара, попутно опрокинув хорошим пинком розовый куст – горшок разлетелся на тысячу глиняных осколков, усеявших паркет, – открыла вторую бутылку и принялась пить прямо из горлышка по дороге обратно в ванну.

Найденные страницы, вырванные из красного дневника, высветили уже известные мне события в совершенно ином ракурсе. Там была описана не только встреча Розы и Мишеля на почте, но и начало их романа, зарождение их дружбы и любви. Записи Роза сделала собственноручно – в этом не было ни малейших сомнений. Я провела достаточно времени, читая и перечитывая ее дневник, чтобы мгновенно узнать мелкий, стремительный, скачущий от волнения почерк.

При мысли о том, что Мишель и Роза занимались сексом, на меня накатил безудержный приступ тошноты. Представив, как Мишель ласкал ее, осыпал поцелуями, содрогался от наслаждения – с ней так же, как со мной, – я тотчас ухватилась за бортик ванны, перегнулась через него, и