Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг
Он чуть было не пропустил робкий стук в дверь. В нерешительности он ответил:
— Да, войдите.
Это была Рита, очень миловидная и верящая в гороскопы девушка, — редкое сочетание, поскольку гороскопами увлекаются, как правило, далеко не красавицы. В любом случае он знал, с тех пор как они близко сошлись, что он Дева с асцендентом во Льве и с Солнцем в первом доме.
Увидев девушку, Гропиус испуганно вскочил.
— Разве я тебе не говорил — в клинике мы не знакомы, — тихо прошипел он.
— Я знаю, — возразила Рита, — но в отделении шушукаются, что произошло что-то ужасное, убийство! — Она обвила руками его шею.
Он оттолкнул ее и схватил за запястья.
— Ах, шушукаются, — заметил Грегор раздраженно.
— Это правда? — вскрикнула девушка тоненьким голоском.
— Нет! То есть да, что-то произошло. Донорский орган был отравлен. Пациент умер почти сразу после операции. Теперь довольна? — Гропиус говорил с негодованием и раздражением.
Оба не заметили, как в комнату вошли два человека: секретарша и неизвестный. Гропиус все еще держал девушку за руки.
— Я стучала, — сказала секретарша, впившись в своего шефа осуждающим взглядом.
— Все в порядке, — ответил Гропиус. Он выпустил руки девушки и сказал ей: — О вашей проблеме мы договорим позднее!
Рита поспешно вышла.
— Это прокурор Реннер, — сказала секретарша, указав на незнакомца.
Гропиус оценивающе посмотрел на прокурора, молодого жилистого мужчину в очках без оправы и короткой прической ежиком, и к нему постепенно пришло осознание того, насколько щекотливой в его ситуации была последняя, брошенная Рите фраза.
— Я ждал вас, — обратился он к молодому человеку, — садитесь, пожалуйста.
Маркус Реннер находился в самом начале своей карьеры, но его манеры были далеки от сдержанных.
— Вы знаете, о чем идет речь, — начал он, — вы не должны себя обвинять и в любой момент можете отказаться от дачи показаний; но, судя по положению вещей, будет возбуждено дело об убийстве по неосторожности. Скорее всего, будет предъявлено обвинение. У вас есть что сказать?
Слова прокурора пронизывали пространство, как выпущенные стрелы, нацеленные и прямые, и они задели Гропиуса за живое.
— У меня нет никакого объяснения произошедшему, — растерянно возразил он, — и вы можете мне поверить, что я, как никто другой, заинтересован в разъяснении этого мистического случая. В конечном итоге речь идет о моей врачебной репутации.
Реннер удовлетворенно кивнул.
— Я прошу передать мне карту с данными о проведенной трансплантации. Мне нужно имя хирурга, который извлекал донорскую печень, имена всех участвовавших в транспортировке органа из Франкфурта в Мюнхен и имена всех, кто соприкасался или мог соприкасаться с органом в клинике.
С кислой улыбкой Гропиус протянул прокурору папку:
— Здесь вы найдете все документы.
Почти безразлично, с холодностью, удивительной для человека его лет, Реннер взял папку. Он перелистывал бумаги, как будто это был рекламный проспект или что-то в этом роде, потом посмотрел на Гропиуса:
— Профессор, я хотел бы вас попросить о тесном сотрудничестве с прокуратурой. Я могу надеяться, что в ближайшие дни вы не покинете пределы города?
Гропиус раздраженно кивнул и с неменьшим недовольством добавил:
— Ну, если это так необходимо…
Прокурор Реннер сухо попрощался с профессором и вышел, не подав ему руки. Едва он закрыл за собой дверь, как Гропиус раздраженно прошипел:
— Наглец!
Доведенный до белого каления, он вытер лоб ладонью, как будто хотел стереть этим движением мрачные мысли.
Он начал рисовать на листе бумаги прямоугольники, линии и стрелы, которые беспорядочно двигались по лабиринту: путь чемоданчика с донорской печенью, начиная от приемного покоя до операционного зала. В некоторых местах Гропиус рисовал значок X, в других — знак вопроса. Лабораторию на третьем этаже, где прошло последнее гистологическое обследование, он обвел в кружок. С этого места путь в операционную он отметил восклицательными знаками рядом с каждой дверью. Покушение на орган должно было произойти здесь, на этом пути, после того как были проведены все анализы, исключены любые отклонения и было выдано лабораторное заключение.
Гропиус дождался ночных дежурных, которые сменились в восемь. Во всех отделениях воцарился покой и тишина. Взяв свои рисунки, он неслышно отправился в путь по пустым коридорам. Он не мог даже подумать, что ему придется тайком, как вору, красться по своему отделению. Ему необходимо было выяснить для себя на месте все, что только возможно. Из страха, что его могут заметить за этим странным занятием, он по нескольку раз медленно прохаживался по коридорам, при этом делая вид, что изучает в папке что-то очень важное. На самом деле он записывал каждую дверь, мимо которой проходил, и отмечал скрывавшиеся за ней помещения. При этом он не исключил даже туалеты и подсобное помещение со швабрами.
Облегченно, поскольку по дороге ему не встретился никто, кто мог бы его в чем-то заподозрить, он направился к лифту. Тут он заметил, что за угол завернул мужчина, которого в этот час и в этом месте он ожидал увидеть меньше всего.
— Господин прокурор?
Маркус Реннер лукаво улыбнулся и поправил очки. Сощурившись, он бросил изучающий взгляд на схемы, которые держал в руках Гропиус, и заметил свысока:
— Кажется, нас обоих посетила одна и та же мысль.
Гропиус решил промолчать. Что бы прокурор ни хотел сказать своей фразой, он, Грегор Гропиус, не собирается давать никаких объяснений. В конце концов, он в своей клинике. Этот честолюбивый наглый юнец был ему несимпатичен — и не только потому, что эта смерть сделала их врагами; ему не понравилась напускная лихость в манерах молодого человека. Так случилось, что эта неприятная встреча прошла в молчании. Каждый пошел своей дорогой.
Когда Гропиус около 11 вечера вернулся домой, перед входной дверью его ждала Рита. Он даже не удивился. Начался дождь, и девушка промокла до нитки.
— Я подумала, что в такой день, как этот, ты не откажешься, если кто-то тебя немного подбодрит. Но если ты хочешь, я уйду.
В этом было что-то трогательное.
— Нет-нет, заходи же!
В такие моменты, как этот, Гропиус спрашивал себя, была ли их связь чем-то большим, чем просто секс. И за Ритой он это откровенно признавал. О серьезных отношениях он ничего не хотел знать. Конечно, она ему нравилась, но о любви не могло быть и речи. Рита это знала. На его откровенность она лишь ответила замечанием, что подождет.
— Ты должна понять, —
