Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг

Тихим свистом он собрал своих людей, и один из них подал сигнал карманным фонариком. Катер развернулся, подошел ближе к кораблю. Прасков и его люди начали спускаться вниз по канату, привязанному к перилам. Прежде чем Гропиус успел хоть как-то отреагировать, катер начал отходить.

Гропиус был близок к обмороку. Он закрыл глаза. Ну, вот и все, было ясно ему. Сейчас раздастся оглушительный взрыв. Больше Грегор ни о чем не думал, ничего не чувствовал, он был в состоянии, похожем на невесомость.

Лишь когда кто-то негромко прокричал его имя, он очнулся от шокового состояния.

— Гропиус!

Грегор подошел к перилам и посмотрел вниз.

Прасков стоял на корме катера и яростно махал рукой:

— Прыгай! Это твой последний шанс.

На кормовой палубе зажегся свет. Шум разбудил команду.

Гропиус раздумывал недолго: он перескочил через перила и одним прыжком оказался на носу катера. Правая нога после падения сильно болела, но, когда профессор услышал взревевшие моторы, он понял, что спасен.

Катер разрезал волны, высоко задирая нос. Пенящиеся валы, как скалы, вздымались навстречу небольшому суденышку, который уверенно вел Прасков. Гропиус ухватился за скамью, на которой сидел. Из-за грохочущего шума двигателей разговаривать было невозможно.

Человек рядом с Прасковым оглянулся — он держал в руках коробочку с короткой антенной и казался совершенно спокойным. Прасков что-то прокричал ему, и человек привел взрывное устройство в действие.

В тот же момент море потряс чудовищный взрыв. Гропиус со смешанными чувствами наблюдал за трепетавшим огненным шаром. Языки пламени вздымались в небо.

Прасков издал победный клич, как будто выиграл кубок, и прибавил ходу. Пламя позади изменяло цвет, ярко-желтый сменился темно-красным, каким светится кусок раскаленного железа. Через несколько минут — катер уже успел отплыть на милю или две — сияющий сгусток света поглотила темнота.

Пока катер шел в направлении неведомой цели, на востоке начало светать. В голове у Грегора сильно гудело. Прасков вел катер, склонившись над штурвалом.

Через час вдали показался берег, сначала это была едва различимая полоска огней, потом она превратилась в четкую линию прибрежных фонарей: Барселона.

Когда до причала оставалось полкилометра, Прасков замедлил ход катера, передал штурвал одному из помощников и, перебравшись через скамейки, подсел к Гропиусу. Грегор не мог вымолвить ни слова. Он не знал, что замышляет Прасков, и был готов безвольно подчиняться происходившему. Тут вдруг Прасков схватил Гропиуса за воротник — на нем все еще была надета белая одежда ордена — и с чувством выкрикнул:

— Это тебе за грязную свинью!

Гропиус почувствовал удар в подбородок, он покачнулся и на какое-то мгновение потерял сознание, но, когда он упал спиной в ледяную воду, сознание быстро вернулось.

Моторы взревели, и катер устремился с прежней быстротой в направлении берега.

Гропиус был неплохой пловец, но борьба с сильными волнами в ледяной воде давалась ему с трудом. Ему захотелось освободиться от одежды, но потом он понял, что если вылезет из воды голым, то будет представлять нелучшее зрелище.

Гропиусу повезло: где-то на полпути к берегу его заметили с какого-то катера и взяли на борт. Шкипер, старый каталонец, который знал всего два слова по-английски, одолжил ему мобильный телефон, и Гропиус набрал номер Франчески.

— Ты где? — Франческа была взвинчена. — Я всю ночь не сомкнула глаз и уже собралась идти в полицию.

— Не нужно, — ответил он, — достаточно того, что ты встретишь меня в порту, на набережной с сухой одеждой. Меня подобрал катер в море.

Спустя секунду Франческа ответила:

— Я еду. Грегор, с тобой все в порядке?

Гропиус громко рассмеялся.

— Да, все в порядке, — ответил он.

Глава 18

Гропиус и Франческа прилетели из Барселоны в Мюнхен последним рейсом, уже поздно ночью, и без сил повалились на постель.

На следующий день, ближе к полудню, они сидели за столом и завтракали. Гропиус разбирал почту, накопившуюся за время его отсутствия.

— У меня столько не набралось бы даже за три недели отпуска, — сказала Франческа, — только важные персоны получают столько почты. Я думаю…

— Что ты думаешь?

— Ну, это, наверное, так приятно — получать много писем. Сообщения от важных людей, приглашения на различные мероприятия.

— Счета и реклама! — прервал ее Гропиус. — Большая часть полетит в корзину для мусора.

Они беспечно засмеялись.

Последние дни очень сблизили их. Гропиус наконец-то понял, что Франческа была создана для него.

После стольких переживаний в Барселоне они хотели для начала съездить на пару дней в горы, чтобы отдохнуть в какой-нибудь уютной гостинице, где Гропиус мог бы принять окончательное решение относительно дальнейшей деятельности. Франческа серьезно заявила, что в ближайшее время не собирается спускать с него глаз, и Грегору стало удивительно спокойно.

Гропиус продолжал сортировать почту и вдруг замер.

Франческа осторожно поинтересовалась:

— Что-нибудь серьезное?

Грегор протянул Франческе открытку, которую перед этим вынул из конверта.

Франческа прочитала: «Д-р Анатоль Раутманн и Фелиция Шлезингер приглашают Вас на прием в честь своей помолвки десятого марта в отеле „Четыре времени года“».

— Несколько неожиданно, — пробормотал Грегор.

— Ты ведь любил ее, не так ли, и она тебя тоже.

— Любил? — Гропиус покачал головой. — Иногда судьбы двух людей неожиданно пересекаются, и люди думают, опираясь на сложившиеся обстоятельства, что предназначены друг для друга. А позже с удивлением понимают, что влюбленность была в ситуацию, а не в человека.

— И это была такая ситуация?

— Да, думаю, да.

— А как у нас с тобой? — Франческа смело посмотрела Грегору в глаза.

Гропиус взял ее руку и поцеловал.

— Я люблю тебя, — произнес он чуть слышно.

* * *

На прием Фелиция пригласила около пятидесяти гостей, в основном это были ее друзья и знакомые по продаже произведений искусства и еще несколько крупных коллекционеров.

Франческа по этому поводу обзавелась у Lanvin кремовым платьем-коктейль из крепдешина и чуть не затмила саму виновницу торжества.

Встреча двух женщин прошла в соответствующей холодной атмосфере. Поздравления же Грегора, напротив, шли от чистого сердца. Какое-то мгновение Грегор и Фелиция молчали стояли друг против друга, потом он сказал:

— Судьба порой совершает крутые виражи, — и украдкой поцеловал Фелицию в щеку.

Раутманн остался у него в памяти как чудаковатый тип, который утверждал, что женат на науке. А теперь перед ним стоял щеголь, расставшийся со стариковской бородкой, в элегантном белом костюме.

— Я очень рад за вас, — сказал Гропиус, — Фелиция замечательная женщина.

— Я тоже так считаю, — ответил Раутманн, —