Дочь поэта - Дарья Викторовна Дезомбре

— И? Каков вердикт?

Он пожал плечами.

— Есть сколы от гравия на нижней части дверей, но нет на бампере и передних крыльях. Значит, их скорее всего перекрашивали. С чего бы, если не авария?

— Может, решили освежить детали?

— Хорошая версия для старых авто. Но машине не больше пяти лет, так?

Я кивнула: продолжай.

— Плюс оцени навскидку качество сварных швов… Заводской полимер выглядит аккуратнее. При ремонте его часто размазывают, да и консистенция не та. Ну и по мелочи — если присмотреться, то видна шагрень на поверхности.

— Шагрень?

Он самодовольно улыбнулся.

— Бальзака читала? Что-то вроде дефекта металла. Краска иначе играет на свету.

Я была впечатлена, но не хотела, чтобы за ним осталось последнее слово. Не зря же я ездила на авторынок, где просила за машину такую цену, что падкие на халяву мужики час кружили вокруг, вынюхивая все возможные дефекты.

Я залезла в машину и включила фары. Левая была чуть запотевшей.

— Понимаешь, что это значит?

Костя кивнул.

— Нарушена герметичность. Да, все говорит в пользу ДТП.

— Верно. И серьезного. Только вот в базе ГИБДД данных о нем нет.

— Это еще ни о чем не говорит. Положим, люди не пострадали. Водители могли зафиксировать европротокол. В таком случае данные в базе не отображаются.

— Я тоже так подумала. И проверила по базе данных страховой компании.

Костя усмехнулся.

— Умница. Хвалю.

— И там действительно нашла расчет ремонтных работ. На серьезную сумму. Заменили бампер, фонарь, боковину.

— Окей. Заменили. Молодцы. А мы-то тут при чем? И наше расследование?

Я улыбнулась: наше расследование. Как мило.

— Валя боится сесть за руль. Машина была в серьезной аварии. Но никто в доме никогда об этом не упоминал. И не потому, что берегут Валины нервы.

— А потому, что…

— А потому, что не знают. — Я пожала плечами. — И вот это странно. Я вызвалась сесть за руль, потому что Валя стрессовала, а Двинский уже плохо видит и за руль не садится. И возила всех членов семьи — ну, кроме Алекс — почти все лето. Логично предположить, что кто-нибудь вскользь упомянет аварию. Двинский всегда с легкостью и прилюдно обсуждал чужие, да и свои косяки. Он мог пройтись по Вале, та могла оправдаться. Анна — упомянуть детали. Но все молчат. Почему?

Костя пожал плечами.

— Окей. Странно, но не очень странно.

— Хорошо. — Я вытащила из кармана распечатанную с сайта страховой компании страницу, дала Косте. Он взглянул на нее мельком и протянул было обратно.

— Подожди. Посмотри на дату.

— Пятнадцатое марта.

— Середина марта — машину отправляют на тайный ремонт. А в апреле Валя ложится в клинику.

— Весеннее обострение.

Я пожала плечами. Возможно, он прав. И я ищу блох просто потому, что шпионить теперь — моя работа.

— Ладно, уговорил. Расходимся.

— Не расстраивайся. — Он с гримасой отвращения вдел руку в насквозь мокрый рукав плаща. — Может…

Снаружи щелкнул замок. Мы застыли. Ржаво заскрежетав, дверь гаража распахнулась: на пороге стояла Алекс. Длинная тощая фигура на фоне стены ливня, еще и подсвеченная сзади фарами — выглядела она весьма драматично. Секунду слышен был только шум дождя и работающего вхолостую мотора.

— П-привет! — запнулась я, от неожиданности потеряв не только способность врать, но и дар речи.

Что, что придумать? Это я собралась куда-то отвезти Костю? Или он меня привез, потому что я — э… была нетрезва?

— Добрый вечер, Александра. — Костя держался вполне светски.

Взглянув на его темный от дождя плащ, я поняла, что моя версия провалилась: за каким бы лядом Костик ни оказался поздно вечером в гараже Двинских, пришел он сюда пешком.

Алекс, не дав себе труда ответить, вернулась в машину и медленно въехала в гараж. Потом так же молча, не глядя на нас обоих, вышла. Пискнув, закрыла автомобиль. И пошла прочь.

— Алекс… — окликнула ее я убито. Черт, как обидно! Ведь именно Алекс, именно перед Алекс…

Она развернулась ко мне, и даже мысли в моей голове умолкли. Черная подводка вокруг ее глаз расплылась, но Алекс это — удивительное дело! — совсем не портило.

— Я так и знала, — сказала она тихо. — Вы здесь не из-за поэзии, Ника. Ведь так? Вечно вынюхивали что-то. Вечно пытались настроить нас с сестрой друг против друга…

Я почувствовала, как сжимается горло. Она права и заслуживает правды. Я подняла на нее глаза: сейчас или никог…

— Простите, Александра. — Костя сделал шаг вперед. — Мы должны были, наверное, раньше сделать это публичным…

Что? Я в растерянности обернулась, а он вдруг положил тяжелую руку мне на плечо.

— Но смерть Олега Евгеньевича… Одним словом, мы не знали, как тактично, кхм…

Поперечная морщина меж прозрачных глаз разгладилась, усмешка вздернула верхнюю губу. Она поняла. Лишь я стояла, вертя головой от одного к другой: что?! И только когда Костя притянул меня к себе и поцеловал в угол рта, я наконец осознала новый виток игры, в которую себя втравила. И, чуть отодвинувшись от регбиста, кивнула.

— Неловко получилось, правда. Вы уж извините.

Глава 15

Архивариус. Осень

Последнее время спала я отвратительно. Бесконечный дождь бил прямиком по нервам. Ночью дом казался мне мрачнее обычного, пустота, вызванная смертью хозяина, — невыносимей. Старое дерево дачки скрипело то тут, то там, ни на минуту не успокаивалось. Стучали костяшками в окно голые ветки: как тебе спится, Ника? Как там твоя совесть, крошка?

Совесть моя выдыхала и стонала вместе с финской дачей. Стоило закрыть глаза, как уставший мозг выдавал картинки из фильмов ужасов: грязная мыльная вода в ванной крутилась водоворотом, вот из мутного варева появляются артритные пальцы, хватаются за бортик, еще чуть-чуть, и из нее появится страшная голова — такая, какая она сейчас и лежит под землей на пригородном кладбище: с разъеденной щекой и сгнившими губами. Губы шевелятся, шевелятся, будто…

— Ааа! — Я рывком села на кровати.

Первые секунды мне казалось, что это мой собственный крик. Но он повторился: высокий, смертельно испуганный фальцет. Валя!

Я кубарем скатилась на пролет вниз, распахнула дверь ее комнаты. В полутьме над ней уже склонилась фигура в белой футболке.

— Тише, тише, это просто сон.

Валя рыдала навзрыд. Алекс — а это была именно она — гладила ее по голове и плечам.

— Я не хочу туда, — всхлипывала мачеха. — Ты же никому не расскажешь? Обещай, что никому не расскажешь!

— Нет. Ну, успокойся. — Падчерица отвела спутавшиеся волосы