Дочь поэта - Дарья Викторовна Дезомбре

— Вы хотели у меня что-то спросить?

— Нет. — Он пожал худенькими плечиками. — Просто хотел проводить. Нельзя?

— Нельзя. Запрещено правилами университета.

— Плевать на их правила. — Голос у парня действительно потрясающий. Еще бы слушать его с закрытыми глазами.

— Вам — может быть. — Я вежливо улыбнулась. — А я могу лишиться работы.

— Да бросьте! Вы не похожи на трусиху. — Видно, что-то все-таки отразилось на моем лице. — Мы ж пока просто гуляем.

Пока? Брови мои поползли вверх, остатки улыбки испарились.

— Простите, запамятовала — как вас зовут?

— Вячеслав Се…

— Серый, да. Так вот, Слава. Гулять будете со своими одногруппницами. А мне после факультатива можно сдавать работы или задавать вопросы по теме. Ясно?

— Ясно. — Он продолжал смотреть мне в глаза, будто ждал продолжения.

— Это все. Жду вас в следующую среду.

И, развернувшись, я пошла вперед так быстро, как только можно идти, не переходя на бег, но при этом понимая, что подволакивающему ножку кузнечику догнать меня уже без шансов.

— Почему он? — донеслось до меня. Я чуть притормозила. Обернулась. Он продолжал стоять на горбике моста через Мойку.

— Вы же по Баратынскому ваяете кандидатскую, верно?

На нас стали оглядываться прохожие.

— Он же скучный! — крикнул кузнечик. — Зачем он вам сдался?

На несколько секунд меня замкнуло — он стоял на том месте, где так часто стоял тот, другой. И почему-то, неясно, как это вообще было возможно, что-то почувствовал. По крайней мере, задал правильный вопрос. А правильный вопрос — залог честного ответа. Но я промолчала — развернулась и пошла дальше.

Иногда, могла бы я сказать хромому мальчику, к любви идут не торными путями. Иногда ты приходишь на вечеринку с одним, а уходишь с другим. С его другом, к примеру. Это неловко, но неловкость быстро проходит. Ее заслоняет всполох радости от той, единственно нужной, встречи. Я начала заниматься Е. А. действительно случайно — мало возделанное на Руси поле рассудочной поэзии хорошо ложилось на англо-саксонскую традицию прохладного слова. А сверху я планировала отполировать это все тем же ультрамодным Бродским, как продолжателем традиции. Из этих пересечений можно было бы наковырять много страниц для диссертации. Славный путь, пусть и без претензий на оригинальность. Я брела им не спеша, хоть да, Е. А. худощав, бледен, черты лица миловидные, глаза чуть навыкате… Не мой типаж. Но я шаг за шагом послушно проходила за Баратынским всю биографию: село Вяжля, усадьба Мара, Немецкий пансион, Пажеский корпус. Мальчишеское хулиганство в «Обществе мстителей» — украденные черепаховая табакерка и пятьсот целковых. Исключение. Запрет на иную госслужбу, кроме военной. Возвращение в Петербург в качестве рядового Лейб-гвардии Егерского полка. Дальше цепочка становится совсем короткой: эпиграммный остроумец Креницкий знакомит Е. А. с Антоном Д., они хором снимают домик среди казарм на улице 5-й Семеновской роты. Живут — как и сейчас молодые — в съемном жилье: почти без мебели, задолжав всем местным лавочникам. Выпивают, тусуются. Оттуда до того места, где жил человек, которым занято мое сердце, чуть меньше часа прогулочным шагом.

Набережная Фонтанки, адрес непрестижный, по тогдашним меркам — так и вовсе окраина. Узкие улицы, некрашеные заборы, за ними деревянные же дома с палисадниками. Молодой человек без особенных средств живет «с предками» в скупом, неряшливом доме с вечно пьяной дворней. Жадный до смешного отец, взбалмошная мамаша, вечно переставляющая мебель из комнаты в комнату (какое-то отклонение, не иначе). Ни одного целого сервиза. Когда друзья спрашивают точный адрес, он уходит от ответа, к себе пускает только самых близких. Того же Антона, например.

Мне кажется, таким я его и увидела впервые — в полосатом бухарском халате, легкие кудри, на голове примята ермолка, домашние туфли. Бумаги, книги возле постели, на столе. Будто хочет творческим беспорядком скрыть общую постыдную неопрятность родительского жилища. Знала ли я, куда вляпываюсь? Много лучше, чем любая из его современниц. Мое единственное оправдание — я считала себя в безопасности, разделенная с ним двумя столетиями.

Глава 5

Архивариус. Осень

— Почему бы вам не засесть за его архив? У него же осталась куча бумаг. Письма, черновики… Вечно жаловался, что руки не доходят довести все до ума. А кому, кроме вас, теперь это под силу?

— Не поверите, но это то, над чем мы трудились все лето. А с оставшимся легко справятся любящие дочери.

— Бросьте. Вы прекрасно знаете, что они этим заниматься не будут.

— Смерть многое меняет.

Он хмыкнул.

— Это только так кажется. Первое время. Работа с архивами — скрупулезный труд. Нужны профессиональные навыки. Соответствующий характер. Это не их случай.

Ветер собирал солоноватую влагу с поверхности залива и заметал под мой надвинутый капюшон. От всего регбиста я видела только шагающие рядом массивные мартенсы сорок пятого размера. Если я собираюсь наступать на эти грабли по второму кругу, то должна точно знать, что меня ждет. Я приподняла капюшон и взглянула снизу вверх в его лицо — темные ресницы склеились от дождевой воды, кожа покраснела, с носа стекала собравшаяся из мелкой мороси внушительная капля. И все равно — вот же несправедливость! — чертов красавец.

— Но вам-то нужен не архив. — Я даже не затруднила себя вопросительной интонацией.

— Нет, — мотнул он головой. — Мне нужен свой человек в доме.

— Соглядатай?

— Называйте как хотите. Официальное следствие за это не возьмется, а я не верю, что смерть Двинского была случайностью. Или несчастным случаем.

Я молча на него смотрела. Ледяные руки сжались в карманах в кулаки в попытке согреться, да так и застыли. Я ждала, что он скажет дальше.

— У меня нет доказательств. Но с вашей помощью я надеюсь их добыть.

— Кинжал в крови? — хмыкнула я. — Удавка? Склянка с ядом?

— Любой косой взгляд, интонация. Все тайны, которые вы сможете вытащить на свет.

— А если я ничего не найду?

— Я все равно выплачу вам гонорар.

— А если откажусь?

— Это глупо, Ника. Я звонил на кафедру. Вы уволились. Я предлагаю вам огромную по меркам университетского преподавателя сумму. С чего вдруг отказываться?

— Не хочу шпионить.

— Предпочитаете пойти работать учителем литературы в школу?

— Хоть бы и так.

— Мне казалось, вы были привязаны к моему отцу.

— Мне казалось, вы сказали при встрече, что это не ваш отец.

— Мой отчим усыновил меня. Но кровь, Ника, не вода. Ненавижу я его как родного. И не я один. — Он усмехнулся, глядя в мои расширенные глаза. — Ну же, Ника, не давайте мне повода сомневаться в вашем интеллекте. «Душа компании»,