Последний выстрел камергера - Никита Александрович Филатов
В этот момент полог откинулся, и босая неопрятная цыганочка с всклокоченными волосами подала на подносе еду: мясо, овощи и какую-то желтую кашу.
— Однако же, вот тебе и Земфира… — покачал головой Федор Тютчев, когда суконная занавеска опять опустилась и собеседники остались наедине.
Штабс-капитан согласился, что эта служанка не слишком похожа на романтическую красавицу, описанную поэтом Пушкиным, и посчитал необходимым пояснить:
— На самом деле, нужно сказать, что цыгане, это несчастное племя рома́, истинные потомки плебеев римских, в обыденной жизни не столь милы… Они издавна находятся в собственности бояр, между тем как сами молдаване и валахи — народ вольный, зависящий только от земли. В этой местности есть несколько цыганских деревень, однако по большей части они живут на краях селений в землянках, платят владетелю червонец с семьи и время от времени отправляются табором кочевать. Они или ковачи, или певцы-музыканты, играющие на скрипицах или кобзах, и почти каждая деревня нанимает постоянно двух или нескольких цыган-музыкантов для хороводной пляски, которую здесь называют джок, по воскресеньям и на время свадеб. Почти каждый боярин также содержит у себя несколько цыган в качестве дворни и для развлечения. Представляете ли, сударь мой? Служанки в лучших домах ходят босиком, повара — чернее вымазанных смолою чумаков, и если вы сильно брезгливы, то не смотрите, как готовится обед в боярской кухне, это страшно! Их самих-то, нужно сказать, кормят одною мамалыгой или мукой кукурузною, сваренною в котле густо, как саламата. Ком мамалыги вываливают на грязный стол, разрезают на части и раздают — а кто опоздал взять свою часть, тот имеет право голодать до вечера. По праздникам прибавляют к обеду их гнилой брынзы. Зато не нужно мыть тарелок во время обедов боярских — эти несчастные вылижут их начисто.
— Весьма любопытно. — Переложив к себе в тарелку кусок баранины, жаренной с луком и с пряностями, Федор Тютчев напомнил драгуну, на чем тот прервал свой рассказ о взаимоотношениях местных жителей с греками: — Так что же произошло здесь впоследствии, Сергей Петрович?
— В сущности, нужно сказать, этим только, исключая нескольких битв в оградах укрепленных монастырей, и закончилась экспедиция Ипсиланти в Валахии. А для Дунайских княжеств наиболее осязательным результатом авантюры, затеянной греками, было опустошение их турецкими войсками — хотя, впрочем, именно Валашское восстание и положило конец власти фанариотов… В награду за верность турецкий султан вернул княжествам автономию, которой они пользовались до восстания, и новые господари были назначены Портой уже не из константинопольских греков, а из здешних бояр — так что к моменту появления наших войск мирная жизнь здесь уже успела восстановиться и большинство населения было довольно установившимся положением.
— Да, наверное, — согласился Тютчев. — История человечества всегда учила нас тому, что за военные и политические возмущения обычно платят невинные люди. Знаете ли вы, любезный Сергей Петрович, что при известии о вторжении греков под предводительством Ипсиланти в Дунайские княжества, а особенно при известии о греческой революции мусульманский фанатизм вспыхнул во всей Оттоманской империи ярким пламенем? Константинопольский патриарх был повешен во всем своем торжественном облачении, а восемьдесят епископов или архимандритов были умерщвлены возбужденной толпой. Многие православные церкви подверглись разграблению или разрушению, тысячи ни в чем не повинных христиан погибли насильственной смертью…
— Упокой, Господи, души рабов твоих! — перекрестился драгун.
По окончании ужина та же цыганка подала каву — турецкий кофе, молотый в пыль, сваренный крепко и неотстоявшийся, а также два стакана холодной воды. По местному обычаю, кофе был подан в крошечных фарфоровых чашечках без ручки, вставленных внутрь серебряных плошек.
Собеседники уже собирались отправиться спать, когда их внимание привлекли топот и громкая речь, послышавшиеся из-за занавеси.
— Что там такое? — поинтересовался штабс-капитан у хозяина, почти сразу же появившегося в диванной.
— Не извольте беспокоиться, господа офицеры… не извольте беспокоиться…
Больше от него ничего не удалось добиться, однако через откинувшийся полог Федор Тютчев и штабс-капитан успели разглядеть довольно многочисленную компанию, человек из десяти, располагавшуюся за длинным столом. Одеты все они были на один манер, не слишком богато, однако с претензией на некоторое щегольство: в узорные теплые куртки, в рубахи с расстегнутым воротом, остроносые туфли и шаровары. На голове у каждого красовалось нечто вроде чалмы, намотанной по-турецки, а за широкими кушаками виднелись ятаганы и пистолеты, украшенные серебром.
Вела себя эта компания довольно бесцеремонно, ничуть не стесняясь ни самого хозяина, ни даже арнаутов, которые вместе со слугой Тютчева ужинали по соседству.
— Вот пропасть, — процедил сквозь зубы драгунский офицер. — Талгари…
— Что это значит, Сергей Петрович? — понизив голос, спросил дипломат, которому тут же передалась тревога штабс-капитана.
— По-нашему это значит — разбойники. Шайки их составляются в основном из различного сброда, почитающего для себя войну единственно достойным мужчины занятием. Некоторые из них довольно храбро сражались с турками во время восстания и с тех пор не имеют вкуса к мирной жизни. Теперь они промышляют тем, что разъезжают отрядами по деревням, не делая различия между турецкими и русскими землями, берут дань, пируют в корчмах, разбойничают на дорогах — и почти всегда остаются безнаказанными, потому что местное население не столько боится их, сколько почитает своими защитниками.
— Были случаи, когда они нападали на русских?
— От этой публики, сударь мой, следует ожидать всего самого худшего… — уклонился от прямого ответа драгунский офицер. Попросив собеседника оставаться на месте, он поднялся, поправил саблю и вышел из диванной, чтобы отдать необходимые распоряжения: — Значит, дислокация у нас будет такая…
Выслушав приказ начальника, арнауты, накормленные и напоенные за счет Федора Тютчева, тут же отправились ночевать на конюшню — во-первых, селить их на постоялом дворе, в нумерах для господ, было бы непозволительной роскошью, а во-вторых, сегодня следовало особо внимательно присматривать за лошадьми, составлявшими в этих краях едва ли не единственное богатство.
Слугу Тютчева, смышленого и расторопного неаполитанца, драгун отослал наверх, велев позаботиться о горячей воде и постелях — для этого ему потребовались лишь несколько простых жестов да парочка междометий.
— Может быть, желаете еще кофию или вина, сударь мой? — проявил заботу о своем спутнике штабс-капитан, возвратившись в диванную.
— Нет, благодарю вас, Сергей Петрович… — отказался Тютчев.
Спустя несколько минут они уже поднимались по лестнице, старательно делая вид, что не замечают опасную компанию, расположившуюся по соседству и, как по команде, прекратившую разговаривать между собой после их появления.
Разбойники же, напротив, ничуть не скрываясь, рассматривали путешественников — и в бесцеремонных их взглядах не
