Последний выстрел камергера - Никита Александрович Филатов
Таким образом, Федор Тютчев, вооруженный теперь, помимо дорожного пистолета, еще и кривым ятаганом, оказался в арьергарде.
— Вот дьявол…
Света от очага, в котором еще догорали дрова, оказалось вполне достаточно, чтобы понять: внизу нет никого, а противник предпочел оставить поле боя без сопротивления. Между опрокинутыми столами лежал только несчастный хозяин постоялого двора — тело его, перерубленное от плеча до середины груди, было распластано на полу, в черной лужице вытекающей крови.
— А я, выходит, понапрасну на него грешил.
— Не время, господа… вперед! — Спустившись вниз, штабс-капитан потянул на себя тяжеловесную, с коваными железными петлями, дверь. — Канальи… не открыть, подперли чем-то!
— Тут есть окно, смотрите…
Федор Тютчев по случаю оказался ближе остальных к единственному окошку, расположенному довольно низко и выходившему на внутренний дворик. Он наклонился, чтобы рассмотреть, что же все-таки происходит снаружи, — и тут же отпрянул, выронив ятаган и ухватившись рукой за лицо.
— Федор Иванович!
По счастью, ружейная пуля, пущенная со двора, на этот раз прошла мимо цели и впилась куда-то в противоположную стену. Однако на пути своем она успела расщепить деревянную раму и осыпала Тютчева осколками.
— Нет-нет, господа, все в порядке… — Стараясь держаться как можно хладнокровнее, Тютчев стряхнул ладонью довольно крупный кусочек стекла, оцарапавший ему щеку, нагнулся и поднял упавшее на пол оружие. — Все в порядке, прошу прощения…
— Федор Иванович, у вас кровь на лице? — забеспокоился мнимый слуга-неаполитанец.
— Пустяк, царапина.
— Глаза, главное, целы? — уточнил в свою очередь драгунский офицер, успевший как-то незаметно оттеснить дипломата, вверенного его попечению, от опасного места и занявший теперь огневую позицию возле окна.
— Пустяк, царапина… — повторил Федор Тютчев, с трудом удерживая предательскую дрожь в голосе.
— Сударь мой, что же вы, не спросившись… — начал было отчитывать его штабс-капитан, но, почувствовав состояние Тютчева, сразу же переменил тон: — Однако, с первым ранением вас! Можно сказать, боевое крещение получили, не так ли?
— Ну вы и скажете, право слово… — Федор Тютчев улыбнулся — через силу — и повторил: — Ну вы, право, скажете тоже…
Снаружи, из темноты двора, не слышалось более ни движения, ни голосов — однако теперь уже не вызывало сомнения, что обманчивая тишина эта по-прежнему таит в себе смертельную опасность…
Глава третья
НАВПЛИЯ
С горы скатившись, камень лег в долине.
Как он упал? никто не знает ныне —
Сорвался ль он с вершины сам собой
Иль был низринут волею чужой?
Тридцатые годы девятнадцатого века начались для России с крупного политического успеха — заключения Ункяр-Искелесийского договора, ознаменовавшего собой полное утверждение ее влияния в Турции и на Балканах.
Русско-турецкий договор, подписанный летом 1833 года и увенчавший русскую военно-морскую экспедицию к берегам Босфора, отвечал претензиям Николая I на сильное влияние в Царьграде — подобное тому, которым пользовалась тогда Англия в Португалии. Это была заявка на преобладание в проливах и на право охранять вход в Черное море, что в значительной степени уравновешивало контроль Англии над проходом в море Средиземное.
История этой бесспорной победы российской дипломатии такова.
Примерно за год до подписания договора между султаном и его египетским вассалом Мухаммедом Али возник военный конфликт. Египетский паша требовал расширения подвластных ему территорий с оформлением наследственных прав владения ими. Армия, возглавляемая энергичным и деятельным Ибрагим-пашой, нанесла ряд поражений султанским войскам и уже продвигалась к Константинополю…
В условиях тяжелейшего кризиса турецкое правительство обратилось за помощью к западным державам. Однако Англия не решилась поддержать султана, а Франция, будучи давнишней покровительницей египетского паши, оказывала мятежнику почти неприкрытую поддержку. Султан был вынужден обратиться за помощью к России — оправдываясь, впрочем, перед европейскими правительствами тем, что утопающий «и за змею хватается».
Помощь Петербурга пришла незамедлительно. Турецкое правительство еще вело дебаты, приглашать ли Россию к урегулированию конфликта, когда русский флот под водительством контр-адмирала Лазарева достиг берегов Турции. Генерал-лейтенант Муравьев в ходе предварительных переговоров с Мухаммедом Али сумел убедить пашу приостановить наступление и умерить свои претензии. Затем Муравьев отправился к султану, и русская эскадра с пятнадцатитысячным десантом на борту вошла в Босфор, бросив якорь напротив дипломатического квартала Константинополя, чем привела представителей других держав в изрядное замешательство. Послы Англии и Франции заявили султану протест и пригрозили вводом соединенной эскадры в Дарданеллы. Французский флот демонстративно направился в Смирну, а из Англии были отправлены для соединения с ним восемь линейных кораблей…
Прибывший в Константинополь со специальной миссией личный представитель и любимец Николая I граф Орлов сумел убедить султана и сторонников русской помощи в том, что поддержка Турции со стороны ее недавней противницы надежна и безопасна, в результате чего османское правительство выступило с предложением о заключении двустороннего оборонительного союза.
Это предложение было с готовностью принято, и Россия получила возможность подписать с Портой договор, отвечавший ее интересам и исключавший вмешательство в русско-турецкие отношения других западноевропейских держав.
Ункяр-Искелесийский договор на какое-то время закрепил преобладающее влияние России в Турции. Статья вторая, в частности, подтверждала нерушимость условий Адрианопольского мира и всех ранее заключенных русско-турецких соглашений. Поскольку это был оборонительный союз двух соседних империй, заключенный на восемь лет, то, согласно правилам охранения и взаимной защиты, Россия обязывалась прийти на помощь Турции сухопутными и морскими силами. Султан же, со своей стороны, освобождался от «тягот и неудобств» прямой военной поддержки России. Секретная статья договора предусматривала также, что в ходе возможного военного конфликта с третьими странами Порта «должна будет ограничить действия свои в пользу Императорского Российского Двора закрытием Дарданелльского пролива, то есть не дозволять никаким иностранным военным кораблям входить в оный под каким бы то ни было предлогом».
Договор значительно улучшал русско-турецкие отношения, следствием чего стали возможными некоторые дополнительные меры, направленные на защиту интересов турецких подданных, исповедующих христианство.
Разумеется, произошедшее не могло не вызвать явного неудовольствия западных держав. Султану пришлось даже отправить англичанам и французам ноту, в которой он отстаивал свое право «свободно заключать по своему независимому желанию договор с той дружественной державой, с какой сочтет нужным».
Тем не менее английское правительство восприняло договор как поражение британской политики в Турции и даже пыталось объявить его «несуществующим». Однако Россия заняла твердую позицию в данном вопросе и в своем официальном заявлении предложила считать «несуществующим» сам демарш лондонского кабинета.
И тогда Англия бросила все ресурсы на вытеснение русских из Юго-Восточной Европы…
— Значит, вы непременно желаете на обратном пути заехать в Афины?
