Секретные люди - Николай Свечин

И он первым побежал на батарею. Про себя Николка напевал, чтобы было не так страшно, старинную песню:

Бой, бой, русский бой.

Мы дралися за горой.

По горам твоим, Кавказ,

Раздается слава нас.

Туркестанцы поддержали командира и бросились в штыки. Слева от Николая несся Титов, справа – Тупчий. Когда турецкий офицер махнул рукой, поручик крикнул:

– Ложись!

И бросился лицом в сугроб, подавая пример другим. Жахнуло так, что пелена снега взлетела вверх и закрыла противника. Картечь с казачьим улюлюканьем пролетела над нашей пехотой.

– Вставай! Бегом!

Лыков-Нефедьев прорвался сквозь снежную завесу и увидел прямо перед собой пушки. Молодой тегнем[56] с искаженным лицом целился в русского из «манлихера». Пуля пролетела над ухом. Турок отбросил пистолет и взялся за саблю – сдаваться он не собирался. Даже жалко было убивать такого храброго противника! Но ведь тут кто кого… Поручик выхватил шашку с кинжалом и прыгнул на командира батареи. Завязался короткий сабельный бой. У тегнема не было кинжала. А у поручика был, и он заколол артиллериста. Вокруг звенело и кричало, в рукопашной схватке бывает такой момент, когда люди как бы сходят с ума.

Через минуту все было кончено. Николай осмотрелся: трупы номеров расчетов лежали повсюду, в плен не захотел никто. Но и от роты туркестанцев осталось всего два десятка стрелков. А из ляжки поручика бойко хлестала кровь. Кто и когда его ранил, он не заметил. Не до того было, когда в тебя летит картечь или целит клинок. А теперь силы уходили из офицера, и стремительно. Он сел на пушечный лафет и крикнул:

– Герасим!

– Здесь! – подскочил денщик и всплеснул руками: – Эх, египетский черт! Как же это?!

Тупчий зашелестел санитарным пакетом. Подбежал Титов, тоже охнул и принялся помогать. Потом они вдвоем на бурке потащили своего командира вниз. Герасим время от времени останавливался, проверял повязку и ободрял поручика:

– Захват пушек – это же вам по статуту обязаны дать орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия! А я что говорил?!

Через час Чунеева доставили в рабочие бараки строившейся в мирное время железной дороги. Сейчас они были превращены в полковой перевязочный пункт. Хирург осмотрел рану и сказал:

– В говядину навылет! Кость не задета, это очень хорошо. Но надо промыть. Сейчас будет больно – держитесь. Эфир весь вышел…

Он сунул в пулевой канал ланцет, и Николай потерял сознание.

Глава 4

Дела штабс-капитана Павла Лыкова-Нефедьева

С началом войны почти весь Огенквар[57] был разогнан по фронтам, в действующие армии. Генерал Монкевиц, глава военной разведки, ушел начальником штаба 30-го армейского корпуса. Полковник Самойло, непосредственный начальник Павлуки, уехал в Барановичи, в Ставку. А Лыкова-Нефедьева направили в штаб 14-й кавалерийской дивизии вторым старшим адъютантом. Первым мог быть только офицер с академическим знаком. Он отвечал за планирование операций и являлся правой рукой не только начальника штаба, но и начальника дивизии. Таким числился Генерального штаба капитан Шапошников. Борис Михайлович оказался строгим дисциплинером, но хорошим товарищем и отличным офицером. Павел многому у него смог научиться.

Начдивом 14 дивизии перед самой войной был назначен генерал-лейтенант Новиков – пассивный малообразованный человек, отдавший все вожжи по управлению дивизией начштаба полковнику Дрейеру. Этот полковник обладал военной жилкой, которой хватило бы на двоих. Волевой, храбрый, решительный, он имел один существенный недостаток. Дрейер из всех видов боя предпочитал наступление. И не очень считался с соотношением сил, наличием резервов и другими мелочами…

Дивизия уже успела получить боевое крещение. Правда, ее противниками до сих пор были австрийцы, которых полки Новикова научились побеждать. Но скоро обещали подтянуться германцы – совсем другой коленкор.

Павел на правах второго старшего адъютанта выполнял обязанности по инспекторской части. Движение личного состава, обучение пополнения, допрос пленных, составление отчетности наверх. Когда Шапошников увидел, как штабс-капитан раскалывает самых замкнутых пленников, он поручил ему агентурную разведку. Еще новичок исполнял обязанности командира конно-саперной команды.

Команда главным образом занималась связью. В дивизию входили четыре полка: Митавский гусарский, Малороссийский драгунский, Ямбургский уланский и Донской казачий – все под номером четырнадцать. И две конные батареи – 25-я и 21-я. Всего вышло 24 сотни, 8 пулеметов и 16 полевых орудий. С началом войны Новикову подчинили также 14-ю, 15-ю и 16-ю пограничные бригады, общим числом 10 конных сотен. Кавалерии стало много, но нужна была и пехота. И штаб корпуса придал дивизии 72-й Тульский пехотный полк. Таким составом дивизия и дралась с противником.

Штабс-капитан Лыков-Нефедьев быстро включился в штабную работу. Но первое его отличие, замеченное начальством, имело отношение к связи. Четыре конных полка, пограничные сотни, пехота – все это требовало взаимодействия. А телефонных проводов имелось всего пятнадцать верст. Если полки удалялись на большие расстояния, приходилось посылать вестовых. В конно-саперной команде имелись армейские походные аппараты Морзе. Но, когда их присоединяли к проводу государственного телеграфа, выходило так себе. И Павел придумал выход. Он конфисковал у почтовиков гражданский аппарат и возил его с собой. При его включении в казенный провод связь делалась бесперебойной. Уже в следующем бою это здорово выручило дивизию. При обороне деревни Павловска-Воля она сначала одерживала верх над австрийской пехотой. И даже отбросила ее за речку Каменну. Но к врагу подошли резервы, и давление на русских усилилось. Да еще к месту боя форсированным маршем продвигалась германская ландверная дивизия из корпуса Войрша. Пришлось уносить ноги на правый берег Вислы, под защиту крепости Ивангород. Тут и пригодилось изобретение Брюшкина[58]. Разбросанные полки, сотни и батареи удалось вовремя направить к месту сбора.

Работу с ходоками в условиях маневренной войны оказалось вести очень трудно. Даже невозможно. Враждующие армии гонялись друг за другом, постоянно меняя позиции. Штаб дивизии до войны имел агента в галицийском приграничном селении Заверце. Тот был содержателем «Увеселительного сада», куда ходили люди послушать шансонетки и выпить пива. За сорок рублей в месяц поляк посылал полезные сообщения русским. Затем он завел знакомства с писарями штаба 1-го Австрийского корпуса и начал гнать уже добросовестную информацию. Однако с началом военных действий связь с ним прервалась.

Павел подобрал двух панов, которые прежде таскали из Галиции в Россию контрабанду. Лишившись столь доходного занятия, они согласились стать агентами-ходоками, а заодно проведали и владельца сада развлечений. Тот сумел избежать мобилизации и охотно продолжил шпионство, только денег запросил вдвое больше. Добытые им сведения о состоянии тылов и движении резервов попадали через 14-й корпус и 4-ю армию даже в Ставку.