Последний выстрел камергера - Никита Александрович Филатов
Некоторое время собеседники молча рассматривали панораму залива и стоящие в гавани корабли.
— Подскажите, ваше превосходительство, который из них «Корнелия»?
— Вон тот, справа… по соседству с рыбацкими лодками… Видите?
— Где? — прищурился Тютчев. — Ах да, конечно…
Согласно первоначальному плану, он действительно должен был прибыть в Грецию морским путем, однако в Венеции, как назло, не оказалось ни одного подходящего корабля. Да и в Триесте пришлось дожидаться оказии без малого три недели — до отправления к берегам Пелопоннеса австрийского корвета «Корнелия»… Болезнь капитана, ожидание груза и, наконец, десятидневная непогода слишком долго не позволяли корвету отправиться в море, однако в конце концов он отдал якоря и покинул торговую гавань Триеста.
Впрочем, ни Федора Тютчева, ни его молчаливого слуги-неаполитанца на «Корнелии» в этот момент уже не было — незадолго до выхода в море они спешно сошли с борта иностранного военного корабля, команда которого начала проявлять неуместное любопытство к дипломатическому багажу пассажиров. Причем покинули они корабль в исключительной тайне — так, что даже Элеонора, не говоря уже об иностранных послах и шпионах, которыми переполнено было в то время средиземноморское побережье, долго еще оставалась в неведении по поводу подлинного маршрута, которым отправился в Грецию из Триеста ее супруг.
На семнадцатый день пути, после отчаянной схватки со штормом и продолжительной вынужденной стоянки на Ионических островах, где «Корнелия» пережидала бурю, корвет бросил якорь в гавани Навплии — ровно через двое суток после того, как Федор Тютчев доложил российскому посланнику о своем прибытии…
— Будьте весьма осторожны. На какое-то время вам удалось ускользнуть от пристального внимания наших недоброжелателей, однако подобное положение никак не может продолжаться вечно… — Гавриил Антонович Катакази повернулся к собеседнику и немного понизил голос: — Мне вчера сообщили, что граф Армансперг приказал установить за вами наблюдение.
— Для какой же цели, позвольте поинтересоваться?
— Думаю, исключительно в интересах обеспечения вашей собственной безопасности, — улыбнулся посол, демонстрируя этим полное недоверие в отношении добрых намерений королевского регента.
— Запоздалая мера… — пожал плечами Федор Тютчев. — Скажите, ваше превосходительство, когда вы предполагаете передать письмо королю?
Еще в июле секретарь мюнхенской дипломатической миссии Тютчев через свои доверительные контакты при баварском дворе получил достоверную информацию о том, что правительство Франции стремится упрочить влияние на Балканах путем заключения брака юного греческого короля Оттона с одной из принцесс Орлеанского дома.
Французскому послу барону Руану было поручено добиться согласия регентства на этот союз любыми средствами — и, поскольку граф Армансперг с первых же дней своего правления повел курс на разрыв с Россией и на сближение с западными державами, известие о подобных намерениях не могло не встревожить кабинет русского императора. Заключение предполагаемого союза повлекло бы в дальнейшем решающее воздействие Франции на внешнюю политику Греции — и вместе с тем утверждение французского влияния в прилегающем к Балканскому полуострову регионе Средиземноморья.
Необходимо было предотвратить осуществление планов французского правительства.
«Император намерен при Вашем посредстве, — писал Нессельроде в срочной секретной депеше, доставленной Мальцовым, — обратиться прямо к королю Баварии с целью убедить сего Государя воспользоваться своим родительским Авторитетом, дабы своевременно отклонить и предотвратить союз, который отнюдь не послужит к упрочению спокойствия и процветания Греции… Принципы Июльской революции и Правительство, ими порожденное, не могут встретить благоприятный прием при Мюнхенском Дворе. Однако именно это обстоятельство вдвойне побуждает нас опасаться, что план Союза, задуманный Тюильрийским Кабинетом, может быть до сих пор неизвестен Кабинету Баварии. В самом деле, вполне вероятно, что Правительство Франции, предвидя затруднения, кои могло бы встретить в Мюнхене осуществление его намерений, удвоит заботу о том, чтобы сохранить свой замысел в тайне, и поначалу попытается снискать ему успех в Навплии, опираясь на влияние, которым оно там пользуется. Действительно, оно может рассудить, и не без основания к тому, что для достижения более верного успеха ему следует прежде всего подготовить пути к тому, чтобы заручиться согласием греческого Регентства поддержать его замысел; таким образом оно крайне затруднило бы Мюнхенскому Кабинету попытку остановить исполнение проекта, в основном уже принятого Двором, непосредственно в этом проекте заинтересованным. Сие обстоятельство представляется нам столь значительным, что мы сочли необходимым, не теряя ни минуты, известить Правительство Баварии о первом же сообщении по этому поводу, до нас достигшем, дабы Его Величество Король, вовремя предупрежденный о хитросплетениях, существование коих ему, быть может, неизвестно, употребил бы свое влияние на юного Государя и Министров, его окружающих, чтобы разрушить интригу, которую тайно плетет Правительство Луи Филиппа».
В скором времени российским дипломатам удалось получить от короля Людвига письмо, в котором он собственноручно сообщал сыну свое мнение по поводу предполагаемого бракосочетания: «Ты слишком хороший сын, чтобы за спиной своего отца вести переговоры о женитьбе; со стороны Регентства это было бы дурно, очень дурно, однако возможно, ибо, в самом деле, в прежние времена по крайней мере большая часть его членов, в частности граф Армансперг, были привержены трехцветной Франции, но с твоей стороны это недопустимо… Я решительно против такого брака».
Далее король предупреждал сына, что это письмо будет передано ему через русского курьера, а ответ следует отдать русскому послу господину Катакази.
В тот же день Федор Тютчев получил распоряжение готовиться к поездке в Грецию — цель возложенной на него миссии сохранялась в тайне, и дипломатический корпус при баварском дворе был встревожен, теряясь в догадках…
Впрочем, уже в конце августа из Парижа барону Руану, французскому поверенному в делах Греции, поступило срочное предписание: «Вследствие некоего сообщения, которое господин Гагарин, российский посланник, сделал Королю Людвигу, некто Тютчев, секретарь Императорского посольства в Баварии, получил распоряжение подготовиться к исполнению в Греции поручения, о содержании коего существуют лишь предположения, но которое, несомненно, имеет важную цель. В случае если господин Тютчев действительно отправится в Навплию, Вам надлежит по возможности убедиться, в какой мере обоснованны эти предположения, и выяснить истинную цель его миссии…»
— К сожалению, как вам известно, его сейчас нет в столице. Король катается по стране, чтобы лучше узнать ее и своих новых подданных… — вздохнул Катакази, приподнимая шляпу, чтобы вытереть пот, обильно выступивший на лбу. — Да и к тому же в увещаниях его величества короля Людвига сыну по поводу
