Секретные люди - Николай Свечин
Румменсфельд нанял такого извозчика и велел отвезти его в Моабит. Место тихое и близко к центру. Встал вопрос, где поселиться. В Берлине придется жить два-три дня. По ряду причин гость не хотел регистрироваться в полиции. Он начал фланировать вдоль Перлебергерштрассе, ища место для обеда. Разведчик всегда выбирал нужных людей, руководствуясь мелкими, но важными приметами. Вот и теперь ему глянулся хозяин небольшого ресторанчика «Черный орел», что напротив казарм 1-го гвардейского артиллерийского полка. Шустрый, приветливый, с редкими рыжими усами и всклокоченной шевелюрой, ресторатор успевал лично обслуживать посетителей. И для каждого находил приветливое слово. Павлука услышал его речь: рыжий говорил на редком диалекте местности Остпригниц, которая находилась в округе Потсдам земли Бранденбург, на самой границе с Мекленбургом. Это подало ему идею.
Усталый турист сел у окна и дождался хозяина заведения. На вопрос, чем его угостить, сказал с улыбкой:
– Водки «доорнкаат» у вас, конечно, нет.
– Как это нет? – оживился ресторатор. – Еще как есть! Мне присылают ее прямо оттуда.
– Неужели из Мейенбурга?
– Точно так.
Гость встал, протянул хозяину руку:
– Тогда я ваш клиент. Это моя любимая водка, но ее очень трудно найти в ресторанах.
– Меня зовут Фриц Шульц. Просто и со вкусом. Я и моя водка к вашим услугам.
– О! Польщен. Я Венцель Румменсфельд, заведую небольшой химической фабрикой в Руре. Мне будьте любезны графинчик, а к нему закуску на ваш вкус. На горячее прошу венский шницель – я только что оттуда, сравню с берлинским вариантом. Ха-ха…
Водка и закуска мгновенно оказались на столе. Фриц сам налил гостю первую рюмку. Тот выпил – и закрыл глаза от удовольствия:
– Она, это она. Эх и хороша! «Доорнкаат» – лучшая водка Германии. Как мне не хватает ее в Руре!
И без паузы предложил:
– Не откажите мне в любезности, составьте компанию. Поговорим о приятном – так надоели деловые разговоры.
Рыжий осмотрелся: клиенты все разошлись, химик остался один.
– Пожалуй, присяду на минутку.
Минутка растянулась на целый час. Новые приятели уговорили полбутылки водки и перемыли все косточки известным людям Мейенбурга. Шульц там родился и вырос, а теперь пытался зацепиться в столице. Румменсфельд пояснил, что работал в окрестностях городка на конезаводе богатого помещика Крехер-Баба и он порядочный жулик… Тут стороны сошлись. Насчет другого богача, Дирке-Зильмерсдорфа, мнения оказались разные. Так Павел, упомянув пару фамилий и похвалив местную водку, заполучил полезное знакомство.
В конце разговора он попросил:
– Фриц, дайте совет, где мне лучше всего остановиться на три-четыре дня. Чтобы было недорого и прилично.
– У меня есть свободная комната, – тут же ответил ресторатор.
– Здесь, на втором этаже?
– Нет, помещение под ресторан я снимаю. А живу на Квицоштрассе, это десять минут ходу отсюда. Комната светлая, обои поменяли недавно. Возьму шесть марок в день вместе с завтраком и ужином.
– А как у вас с детьми? Я не люблю, когда шумно.
– Детей покуда мы не завели, доходы не позволяют, – порадовал будущего постояльца Фриц. – Ну? Сейчас телефонирую Аделонде, она подготовит комнату. Я закрою заведение в десять вечера, жду вас здесь, дойдем до квартиры вместе, вы посмотрите и решите.
– Хорошо. Тогда я оставлю у вас чемодан.
Поймав очередного фурмана, штабс-капитан решил посмотреть на Берлин. Мелочи тоже бывают важны. Вот уже извозчики сюда вернулись. Вроде бы пустяк, но, с другой стороны, информация.
Разведчик гулял по улицам вражеской столицы до темноты. Он зашел в несколько магазинов, потолкался в толпе, слушая разговоры обывателей. На Унтер-ден-Линден, в фирменном универмаге Вертгейма, купил новых лезвий к безопасной бритве. И стал свидетелем раздраженного диалога между двумя почтенными бюргерами. Люди жаловались друг другу на тяготы военной кампании. Черный хлеб вздорожал с 30 пфеннигов за буханку до 66! Сало – с 85 пфеннигов за килограмм до марки и 60 пфеннигов. То есть все выросло вдвое! В тесто теперь добавляют картофельную муку и запретили выпекать в булочных торты и пирожные. А ведь война идет всего шестой месяц. Что же будет дальше?
В другом месте две женщины поругались из-за последнего куска бекона. Та, которой не хватило, обрушилась заодно и на мясника: почему ты не купил побольше? Торговец в сердцах ответил: где ж его взять? В Шлезвиге, столице свиней, осталось всего пять процентов от довоенного поголовья. Тоже ведь информация…
Сам город, и прежде обильно фаршированный военными, теперь превратился фактически в большую казарму. Колонны запасных маршировали взад-вперед, на улицах нельзя было протолкнуться из-за обилия солдатни. Военные патрули проверяли у них отпускные записки. Когда разведчик сел в трамвай до Фридрихштрассе, он насчитал в вагоне восемь офицеров.
Один раз в хаосе броуновского движения толпы возник элемент порядка. Мимо Бранденбургских ворот четким шагом, с сохранением рядов прошла рота гвардейских гренадер. Они пели: «Вот гвардия, что любит кайзера…» Павел с тротуара полюбовался ими и одновременно поежился. Не дай бог столкнуться с такими на поле боя…
Маршрутник отправился в знаменитый Тиргартен и прошел пешком всю Аллею победы. Осмотрел украшавшие ее тридцать две скульптурные группы бранденбургских маркграфов и заодно подслушал разговор двух лёйтнант-оберстов[73] с красными кантами (генштабисты!). Они песочили начальство, которое неразумно бросает в бой на Западном фронте свежие резервы. Хотя дураку уже ясно, что война будет другая, на истощение, и люди еще понадобятся. В первые дни на волне патриотизма добровольцами записались два миллиона призывников. Никто не ожидал таких цифр. Мобилизационные мощности оказались к ним не готовы. Не хватает обмундирования, винтовок, казарменных помещений, унтер-офицеров для обучения новобранцев. Ничего не хватает! Разумно было бы пустить на фронт призванных резервистов и ландвер. А этих ребят приберечь на потом, перемешав с ландштурмом. У лягушатников силы скоро кончатся, потери огромные. А у кайзера в кармане два миллиона бойких ребят!
Ужинал Лыков-Нефедьев в доме ресторатора. Тот оказался шельмой. Окна единственной свободной комнаты выходили на железнодорожную станцию Байселштрассе, через которую всю ночь гоняли товарные составы. Но зато политическая полиция вряд ли держала наблюдателей в такой дыре.
За ужином гость коснулся тонких материй. Он сказал хозяину по секрету, что купил себе справку от врача о наличии душевного заболевания. Не буйного, но все-таки душевного. А именно кататонии, симуляцию которой трудно распознать.
Шульц в ответ на такую откровенность сознался, что тоже обзавелся бумагой – у него грыжа. Венцель напугал Фрица, выдав последние берлинские слухи, взятые из разговоров толпы. Говорят, что военные власти готовят создание эрзац-батальонов из разного рода больных. Лица, кто может ходить, будут объявлены ограниченно годными к
