Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– Извинения должны все прояснить, – твердо сказал Страйк, хотя ему и не понравилось то, что он только что услышал.

– Я сейчас позвоню Мидж. Вообще-то, если у тебя есть минутка, я хотела объясниться насчет того сообщения, которое я отправила в канун Рождества. Мне было так стыдно. Ты у меня в контактах прямо над этим парнем, Стю, он приставал ко мне с предложениями свидания с тех пор, как узнал, что я рассталась с Рэем…

– Неважно. Мне пора.

Он повесил трубку, совершенно раздосадованный, гадая, действительно ли Мидж зациклилась на этой чертовой новости. Она была наслышана о его громких комментариях о личной жизни; он хорошо помнил ее ярость по поводу "той, с фальшивыми сиськами", после того как его крайне неразумная связь с Бижу Уоткинс была показана в Private Eye. Затем, поняв, что уже ровно половина второго, он поспешно открыл "Фейстайм" и набрал номер на стикере, который Пат приклеила рядом с компьютером.

Захариас Лоример ответил уже после нескольких гудков, и Страйк увидел перед собой молодого человека с густыми волнистыми светлыми волосами, а кожа его имела розовато-коричневый оттенок ветчины, типичный для англосаксов, часто находящихся под ярким солнцем. Он сидел в каком-то дорогом, судя по всему, загородном доме с деревянными стенами. Солнечный свет ярко падал на него из окна справа. На заднем плане был виден угол большой картины с львицей и хорошо укомплектованный поднос с напитками, что говорило о том, что Захариас явно не живет в Кении в аскетичных условиях, хотя его хаки-рубашка слегка намекала на роль паркового рейнджера.

– Привет, – сказал он, прежде чем Страйк успел что-либо сказать. – Ты Корморан, да?

– Это я, – сказал Страйк. – Спасибо, что подключился…

– Ладно, – настойчиво сказал Захариас, – послушай, я не знаю, где Руперт, понятно? Я сказал Десиме, что не знаю, где он, так что это все, что я могу сказать, понятно?

– Да, это совершенно понятно, – сказал Страйк, который сразу распознал хвастуна и соответственно изменил свою тактику. – Ты рассказал об этом полиции?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты уехал в Кению до того, как они вышли на связь? – спросил Страйк.

– Что? – спросил Захариас, глядя в экран слегка покрасневшими глазами.

– Я предполагал… но ладно, если они тебя еще не выследили…

– О чем ты говоришь? Зачем этой чертовой полиции со мной разговаривать?

– Помимо долга за наркоту, ты имеешь в виду?

Страйк понял, что Лоример надеялся, что Страйк ничего не знает о его отношениях с Дреджем, потому что его обгоревшая на солнце кожа теперь покрылась красными пятнами. Он также сделал вывод, что Лоример не самый умный в этом деле, потому что после долгой паузы он произнес тоном, неумело изображавшим замешательство и неповиновение:

– О чем ты говоришь?’

– Дредж. Дилер, которого ты кинул за килограмм лучшего колумбийского.

– Я не…

– Мне все равно на кокаин, – сказал Страйк, – но если ты предпочтешь поговорить с полицией, а не со мной, я тебя отпущу.

Он протянул руку, как будто хотел закрыть "Фейстайм", и Захариас сказал:

– Подожди!

Страйк убрал руку.

– Никто со мной не связывался, кроме тебя, понятно? – сказал Захариас, теперь выглядя испуганным.

– Послушай, – сказал детектив с тщательно рассчитанной осторожностью, – мне нужна информация только о Руперте. Если полиция решит, что я вмешиваюсь в расследование или предупреждаю подозреваемых…

– Что ты имеешь в виду, говоря "подозреваемых"? Почему… подозревамые в чем?

– Когда ты уехал в Кению?

– А что?

– Потому что, если ты уехал после того, как об убийстве сообщили во всех британских новостях, меня нельзя обвинить в том, что я сообщил тебе подробности, которые тебе уже были известны.

– Я… что? – спросил Захариас, явно ошеломленный. – Подожди… это та фигня с серебряной лавкой?

– Откуда ты это знаешь? – резко спросил Страйк, как будто Захариас обладал подозрительной внутренней информацией.

– Потому что Десима что-то об этом сказала, но это просто смешно. Я поискал все это в Интернете, и полиция выяснила, что это был какой-то вор…

– С тех пор произошли некоторые изменения, но мне, наверное, не следовало бы этого говорить. В любом случае, спасибо, что уделил мне время.

Страйк снова протянул руку, чтобы закрыть окно.

– Погоди! Они… что? Они действительно думают, что это тело принадлежало Руперту? Это просто… это чушь собачья! – сказал Захариас, теперь уже явно в панике.

– У тебя есть веские основания так думать? – спросил Страйк. – Ты поддерживал с ним связь после того, как было найдено тело?

– Нет, но это не он! Это не мог быть он!

– Знаешь ли ты, что у Руперта есть старинный серебряный корабль, от которого он хотел избавиться?

– Нет, – ответил Захариас, выглядя искренне сбитым с толку.

– Он украл его, потому что ему нужны были деньги, чтобы избавиться от Дреджа, после того как ты смылся в Кению.

– Я никогда не говорил ему воровать этот чертов серебряный корабль! – сказал Захариас, медленно багровея. – Если он это сделал, то это на его совести!

Он потянулся за пределы кадра за стаканом чего-то, похожего на воду или джин, и сделал большой глоток.

– То есть для тебя новость, что Руперту могли проломить голову из-за того, что ты не платишь свои долги?

– Я даже не знаю, кто этот Дредж…

– Избавь меня от этой херни, – сказал Страйк. – Мы оба знаем, что ты приехал в Кению не ради красот. Когда ты в последний раз слышал о Руперте?

– С тех пор, как мы съехали с квартиры, – ничего.

– Есть ли у тебя идеи, куда он мог поехать, если бы не он был телом в серебряном хранилище?

– Не знаю… может, вернулся в Швейцарию, стал инструктором по горным лыжам или что-то в этом роде? Он говорит по-немецки и по-итальянски. Я бы так и сделал, будь я им.

– Вероятно, в мае, когда Руперт последний раз был замечен, спрос на инструкторов по горнолыжному спорту невелик, – сказал Страйк.

– Он мог бы остаться у своей тети и дяди в Цюрихе до начала сезона.

– Его тетя говорит, что Руперт в Нью-Йорке.

– Ну, тогда, вероятно, так оно и есть.

– Он