Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– Отправку чего? – спросил Страйк, но его комментарий остался незамеченным. Он никогда в жизни не пользовался эмодзи.

– Я объясню как-нибудь в другой раз, – сказала Робин. Она еще никогда не обсуждала эрегированные пенисы или символы, используемые для их обозначения в интернете, со Страйком и не собиралась начинать сейчас. – Я дам тебе знать, как все пройдет. Поговорим позже.

Робин сварила себе кофе и в назначенное время позвонила Уинну Джонсу со своего ноутбука. Всего через несколько гудков он ответил.

Джонс был коренастым юношей с двойным подбородком и почти без шеи. Его очень короткие темные волосы уже начали редеть, оголяя большой участок блестящего красного лба. Один глаз у него был больше другого, что придавало лицу неприятное выражение хитрости. С его обветренным лицом и клетчатой рубашкой он легко мог бы слиться с любым из земледельцев, которых Робин знала в Мэссеме. Некоторые из них были ее одноклассниками, не интересовавшимися академической жизнью, поскольку у них были фермы, на которых они могли работать, а иногда и наследовать.

Джонс сидел в, судя по всему, очень тесной и не слишком опрятной гостиной. Диван из кожзаменителя местами был потрепан кошачьими когтями. Слева от Джонса на низком столике громоздились помятые пивные банки и коробки из-под еды на вынос, над его головой виднелся край мишени для дартса, а стена вокруг была испещрена дырами. Джонс сжимал в руке банку "Карлсберга", и, хотя было всего лишь шесть вечера, у него был слегка небрежный, остекленевший вид человека, уже выпившего несколько пинт.

– Привет, – сказала Робин. – Большое спасибо, что согласился поговорить со мной, Уинн.

– Все в порядке, – сказал Джонс. Он отвел взгляд от камеры и поднял брови, глядя на кого-то или на что-то, находящееся вне поля зрения; взгляд был понимающим и насмешливым.

– Значит, она горячая? – раздался голос за кадром.

– Да, ниче, – ухмыльнулся Джонс.

– Итак, как я уже объясняла, Уинн, – сказала Робин, притворяясь, что не слышала этого, – я хотела поговорить с тобой о Тайлере, потому что его бабушка думает…

– Что он был тем телом, – сказал Джонс, и Робин услышала хриплые смешки мужчины за кадром. – Она же маразматичка. Умный лондонский детектив вроде тебя должен был это понять, раз ты с ней общалась.

Джонс проявлял привычное также и для уроженцев Йоркшира недовольство столицей и ее жителями, поэтому Робин проигнорировала этот комментарий.

– Дилис не верит, что мужчина, который звонил ей с июля, – это Тайлер. Она думает…

– Это я, да, – сказал Джонс, не смутившись. – Глупая старая корова. Я ей сказал, что нет. Лагс сказал мне сказать ей, так я и сделал.

– Лагс?

– Так мы его зовем. "Лагс". Ты с сынком Джонни Рокби должны мне платить. Рассказываю то, что вы и так должны знать.

Человек за кадром рассмеялся.

– Дилис вечно думает, что ее пытаются обмануть, – сказал Уинн. – Думала, почтальон в прошлом году стащил ее пенсионную книжку, старая дура. Лагсу она, кстати, уже надоела. Заставляла его ходить за ней по магазинам и все такое.

– Ты получал известия от Тайлера после его ухода?

– Да, но потом он на меня разозлился, – сказал Джонс, улыбаясь еще шире.

– Почему?

– Назвал его ссыклом.

– Почему ты назвал его ссыклом?

– Надо было просто избить всех, кто орал про него и про ту аварию, – сказал Джонс и отпил еще пива. – Вот что бы я сделал, если бы они говорили обо мне гадости. Выставил себя виноватым, убежав.

– То есть ты уверен, что Тайлер невиновен, да?

– Почему ты спрашиваешь меня об этом, если ты на стороне Дилис?

– Я просто пытаюсь выяснить, куда делся Тайлер и не причинил ли ему кто-нибудь вреда, – сказала Робин.

– Никто его, черт возьми, не трогал, с ним все в порядке! И он бы никогда ничего не сделал своей "Мазде". Ехать в Бирмингем, чтобы ее расхреначить? Полная фигня.

– Люди говорили, что машину испортил кто-то в Бирмингеме, да?

– Это не "Люди" сказали. Это сказал чертов Фабер Уайтхед.

– Это отец Хьюго?

– Да. Он говорил кому-то, что видел на записи с парковки, как кто-то это делал.

– Правда? – спросила Робин. – Знаешь, как выглядел этот человек?

– Там никого не было, – усмехнулся Джонс. – Уайтхед не хотел верить, что его сынок-придурок превысил скорость. Саботаж, нахуй!

Человек за кадром снова рассмеялся.

– Тайлер был дома в ночь аварии, верно? – сказала Робин.

– Да, он простудился или что-то в этом роде.

– Его родители были там?

– Нет, к тому времени они уже смылись во Флориду.

– Ты знаешь, куда он делся, Уинн?

– Да, – сказал Джонс, и его ухмылка стала шире. – Но если я собираюсь тебе это рассказать, ты должна сделать так, чтобы это стоило моих усилий.

На заднем плане снова раздался взрыв смеха.

– Тайлера ведь там сейчас нет? – спросила Робин, охваченная внезапным подозрением. – И он не слушает, как ты со мной разговариваешь?

Робин услышала, как открылась и захлопнулась дверь, а также громкие смешки.

– Нет, конечно, нет, – сказал Джонс, улыбаясь еще шире.

– Не мог бы ты представить мне твоего друга, который нас подслушивает? – спросила Робин.

Камера закружилась, когда Джонс повернул телефон к молодому человеку с кривыми коричневыми зубами, сидевшему в продавленном твидовом кресле. Робин предположила, что дверь за ним только что захлопнулась – то ли ради хохмы, то ли кто-то третий действительно только что вышел. Он помахал Робин, ухмыляясь, и камера телефона снова повернулась к Джонсу.

– Разве ты не хочешь успокоить Дилис, Уинн? – спросила Робин.

– Я уже сказал ей, что он устроился работать в паб, и он ей сказал, и я сказал, что это не я ей звоню, – раздраженно произнес Джонс. – Лагc просто не хочет, чтобы она знала, где он работает, потому что не хочет, чтобы эта старая дура его донимала, вот и все. Но он сказал ей, что жив, а она все твердит: "Хватит, Уинн Джонс, я знаю, что это ты".

Робин решила попробовать другой подход.

– Тайлер перестал с тобой разговаривать, говоришь?

– Ага.

– Когда это было?

– Не