Человек с клеймом - Джоан Роулинг

Страйк заставил себя спросить:

– Как ты? Я слышал…

– Что, простата? – пренебрежительно спросил Рокби. – Говорят, что все в порядке. Проверки надо проходить и все такое.

Последовала еще одна, более долгая пауза. Страйк сделал глоток пива.

– Послушай, – сказал Рокби. – В тот день в студии…

– Я не хочу об этом говорить, – сказал Страйк, желая, мысленно умоляя чертового адвоката перезвонить.

– Знаю, я вел себя как последний придурок. Всю ночь бухал, потом вмазал кокаина, чтобы хоть как‑то проснуться – надо было записываться. Знаешь, почему я был в таком состоянии? Потому что накануне вечером Джимми сказал нам, что он, блядь, подхватил СПИД. Грязные иглы в "Челси", тупой ублюдок. И тут появляется Леда, без всякого предупреждения, тащит тебя за собой…

– Я же сказал тебе, я не хочу…

– Я вел себя как последний ублюдок, признаю, черт возьми, ясно? Мне потом было хреново. Гордиться там нечем. Должен был поступить лучше? Конечно, должен был. А ты что, никогда не делал ничего, за что тебе стыдно?

– Еще как делал, – сказал Страйк. – Я сюда пришел не прошлое обсуждать. Мне не нужны извинения. Просто ты единственный, кто мог помочь, иначе я бы не пришел.

– У тебя волосы – вылитый Эрик Блум, – сказал Рокби, разглядывая его. – Знаешь, кто это?

– Вокалист Blue Öyster Cult, – сказал Страйк. – А волосы – от моего дедушки по матери, из Корнуолла.

– Но откуда мне, блядь, это знать? – сказал Рокби. – Не хочу проявлять к ней неуважение, но Леда везде об этом распускала слухи, и Эрик был тем, кто ей больше всех нравился, так что видишь, как я думал, когда ты родился…

– Понимаю, как все это произошло, – процедил Страйк сквозь зубы. – Забудь. Это не имеет значения.

– Она дала тебе второе имя "Блю", черт возьми. Что я должен был подумать? Ты слушал Blue Oyster Cult?

– Когда мама была жива, – сказал Страйк. – С тех пор – нет.

– Я их не особо ценю. Но вживую они были просто непревзойденными. Невероятные на сцене, надо отдать им должное, а Леда обожала концерты. Она мне всегда говорила…

– Что ты имеешь в виду под "всегда говорила"? – спросил Страйк, невольно втягиваясь в разговор. – Это же было один раз, да?

– Конечно, это было не один раз, – нетерпеливо сказал Рокби. – Раз двадцать, наверное. Или больше. Это происходило каждый раз, когда она была рядом. Она же тебе говорила, что это было всего один раз, да?

Страйк не ответил. Леда рассказала ему о его зачатии только то, что это случилось на "самой охренительной вечеринке", на которой она когда-либо была, явно представляя, что он будет гордиться тем, что зародился в нью-йоркском лофте, в окружении рок-звезд семидесятых и их бесчисленных прихлебателей. Ее последующий гнев на Рокби за его отказ признать отцовство, пока его не вынудил ДНК-тест, привел к тому, что в детстве Страйка она редко упоминала его имя, кроме как для порицания.

– Это было не один раз, и это не было в середине комнаты на каком-то пуфике, никогда, – раздраженно сказал Рокби. – Люди придумывают херню и хотят в нее верить. Это было в боковой комнате, и никто не наблюдал, потому что я к этому не был склонен, и она тоже. А через месяц я должен был жениться на Карле, так что, очевидно, я должен был сказать, что ничего не было, верно? И эта вечеринка была на следующий день после концерта Blue Öyster Cult, так что когда ты родился с волосами, как у Эрика…

– Может, мы прекратим обсуждать, с кем моя мать могла или не могла трахаться? – процедил Страйк сквозь зубы.

– Ладно, – сказал Рокби, пожав плечами. Он отхлебнул еще пива и добавил: – Штука о твоей маме… она была забавной, очень забавной. Мне это всегда нравилось. Мне нравятся женщины с чувством юмора. Хрен его знает, почему я женился на этой чертовой Карле, с ней так же весело, как защемить крайнюю плоть молнией. А откуда Леда взяла "Страйк", кстати?

– Это был мальчишка, который приехал в город с ярмаркой, – сказал Страйк. – Она бросила его через неделю после свадьбы.

– Хм, – сказал Рокби. – Я всегда думал, что она это придумала. Так ты взял имя парня, которого никогда не встречал?

– Я пользуюсь им, потому что оно принадлежало моей матери, – сказал Страйк. – Можем мы перестать…?

– Слушай, я слышу кое-что от остальных, – сказал Рокби, наклоняясь вперед. – Я знаю, ты думаешь, что я хочу хорошо выглядеть в глазах прессы, говоря, что мы на связи, но ты ошибаешься. Я пытался держать газеты подальше от твоей задницы, потому что, если они подумают, что ты можешь меня сдать, они будут охотиться за тобой, как шакалы… Хочешь сэндвич или что-нибудь еще? Я собирался пойти поужинать, когда позвонила Пру и сказала, что ты придешь. Я бы не отказался.

Неприязнь Страйка ненадолго уступила место голоду – ведь он оставил свой чертов сэндвич в "Хестоне" недоеденным.

– Да, что-нибудь бы съел, – нехотя сказал он.

Рокеби снова нажал на колокольчик рядом с собой и сказал:

– Пру говорит, что ты не хочешь детей.

– Нет, – сказал Страйк.

– Я был слишком молод, когда появился первый. Не понимал, что это такое. Потом следующих я испортил. Эд снова в гребаной реабилитационной клинике, – вздохнул Рокби. – Так почему же этот ублюдок Калпеппер к тебе привязался?

– Я доказал, что у его жены был роман.

– А, – сказал Рокби, отпивая пиво. – У тебя есть кто-нибудь? Женщина?

– Нет, – сказал Страйк.

– Жаль было слышать про Шарлотту.

– Ну да, – сказал Страйк.

– Великолепная, но безумная, – сказал Рокби. – Сам через это прошел. Карла была такой же. Просыпаешься однажды и думаешь: да, сиськи отличные, лицо красивое, но человек – просто ужас. В конце концов я все‑таки нашел свою, знаешь. Мы с Дженни вместе с восемьдесят первого. Знал?

– Знал, да, – сказал Страйк, предпочитая не упоминать, что некоторые, возможно, не сочтут третий брак Рокби безоговорочным триумфом, учитывая