Танцоры в трауре - Марджери Аллингем

“Послушай, старина”, — Сак положил ладонь ему на плечо, — “ты немного прямолинеен, не так ли? Забудь об этом, Конрад. Общее возбуждение угнетает парня”.

Мерсер вырвался и подошел к пианино, на полированную крышку которого Сутане вытряхнула содержимое сумки. Он стоял, глядя на маленькую пачку банкнот, губную помаду, справочник и черный муаровый футляр для карточек. Там также было немного мелочи и тюбик с таблетками аспирина.

Сутане показала ему, что сумка пуста.

На сквайра Мерсера стимулирующий эффект миссис Поул все еще сохранялся. Он стоял у пианино, открывая вид сзади на остальную часть зала. Его руки оставались в карманах брюк, так, что пиджак обтягивал его мощные ягодицы, а короткие ноги выглядели пружинистыми и подвижными. Его плечи были огромными, а неопрятная голова на короткой шее была немного наклонена. Казалось, он наслаждался своим необычным приливом энергии.

Вскоре он открыл картотеку, в которой, однако, не было ничего, кроме ее законного содержимого. Он повернулся к Конраду.

“Что ты отсюда вынесла?” потребовал он ответа. “нехорошо блеять на меня, как десятиразрядный сценический священник. Ты что-то стащила. Что это было?”

Мистер Кэмпион, который в свое время присутствовал при многих семейных ссорах, был озадачен. Мерсер вел себя типично безответственно, но ни Сак, ни Сутане не проявили ни малейшего желания обуздать его. Они оба стояли, пристально глядя на Конрада, и Ева тоже не сводила сердитых глаз с молодого человека.

Конрад был очень бледен, и Кэмпион, взглянув на его раздраженное лицо, внезапно осознала, что его глаза полны яда.

“Я говорил тебе, что не открывал эту штуку”, - сказал он, его голос был писклявым от страсти. “Если бы я открывал, это не было бы твоим делом, Мерсер, так что держись подальше от этого. Я знаю, что вы все чувствуете ко мне, и мне все равно, говорю вам, мне все равно. Но в конце концов я заставлю вас всех заплатить за это. Это предупреждение. Я могу попридержать язык день или два, пока не закончится мой митинг, но после этого вы можете быть начеку, все вы — и я серьезно ”.

Он продолжал свирепо смотреть на них, слабая, злобная, но, учитывая обстоятельства, чрезвычайно комичная фигура. И все же никто, как было интересно отметить мистеру Кэмпиону, не казался ни в малейшей степени позабавленным им.

Конрад колебался. Он был вне себя от ярости и, хотя знал, что его реплика об уходе была произнесена, все же не мог оторваться от сцены.

“Ты всегда ненавидела меня”, - слабо повторил он и добавил с вдохновляющей банальностью: “теперь ты чертовски сильно пожалеешь”.

Он повернулся и вышел, хлопнув за собой дверью.

Носок прислушался.

“Дядя Ваня упал с лестницы”, - заметил он приятно, хотя и неточно. Но на его губах не было улыбки, а глаза были серьезными.

Мерсер повернулся обратно к пианино.

“Теперь вся эта гадость может достаться этой ужасной женщине”, - сказал он, смеясь и снова сгребая мелочь обратно в пакет.

Сутане взглянула на него, затем на Сака и, наконец, задумчиво посмотрела на Кэмпион. Хлопнула дверь в холл, что само по себе было феноменом, поскольку летом она всегда оставалась открытой. Линда покраснела.

“Мы не можем позволить ему уйти вот так”, - сказала она. “Он здесь гость. Кроме того, это невероятно глупо”.

Она поспешила из комнаты, а Сутане стоял, глядя на носки своих ботинок и лениво насвистывая. Вскоре он сделал два или три маленьких танцевальных па, держа ноги в пределах дюйма или двух от их первоначального положения. Занятие, казалось, поглотило его. Мерсер наблюдал, а Сак обнял Еву, которая, казалось, не заметила или возмутилась фамильярностью. Никто не произнес ни слова.

Вошел Хьюз, все еще розовый и с большим достоинством.

“Мистер Конрад только что уехал на своей машине, сэр, но, похоже, он оставил свой велосипед, тот, посеребренный. Он в гардеробе”.

“Кого, черт возьми, это волнует?” коротко бросил Сак, в то время как Сутане обрушил на слугу всю силу своей личности, стоявшую за вспышкой гнева.

“Это не имеет значения”, - сказал он. “Не стойте там, вытаращив глаза. Это не имеет значения. Это ни в малейшей степени не имеет значения. Уходите”.

Хьюз выглядел ошеломленным. Он открыл рот, чтобы заговорить, передумал и вышел, тихо, но твердо закрыв за собой дверь. Сутейн снова начал насвистывать. Атмосфера в зале стала гнетущей. Ева сбросила руку Носка и, перегнувшись через крышку пианино, начала играть с сумкой. С ее мрачными глазами и живым, несчастным лицом она выглядела как воплощение задумчивого духа собрания.

“Он сделал это, чтобы снова спуститься и поднять это”, - задумчиво сказала она. “Трусливый маленький клещ, не так ли?”

Ей никто не ответил, но ее голос разрушил чары тишины.

“Сегодня вечером я отвезу Финни в город”, - заметила Сутейн, поднимая глаза. “Генри нуждается в руководстве. Скажи ей, чтобы она надела шляпу, ладно, Сак? Тогда мне нужно идти. В чем дело, Линда?”

Девушка вошла тихо, но выражение ее лица выдало ее.

“Хьюз уходит”, - сказала она безучастно. “Он подстерег меня в холле. Кажется, он думает, что все слишком сложно, и он уходит сегодня вечером. Он говорит, что болен. Что ты ему сказала?”

“Ничего, абсолютно ничего”. Сутане была раздражена. “Боже мой, эти люди должны быть на сцене! Тем не менее, это не имеет значения, не так ли? Служанки могут продолжать ”.

Она стояла, беспомощно наблюдая за ним, и он повернулся к двери.

“Я должна идти. Тогда поужинаем, когда мы вернемся. Финни поднимется со мной. Возможно, я приведу Дика Пойзера сегодня вечером и хочу, чтобы Кэмпион и дядя Уильям остались здесь, если они захотят. Я не думаю, что есть что-то еще. Я скорее рад, что Хьюз уходит. Он нам не очень подходит ”.

Его последние слова были сказаны через плечо, когда он выходил. Линда отвернулась, и Кэмпион, которая развила в себе острое понимание того, что ее касалось, отчасти осознала чувство отчаяния, которое обрушивается на домохозяйку, когда опора персонала покидает ее во время потрясений. Ему в голову пришла идея.

“У меня есть мужчина”, - сказал он. “Боюсь, у него не очень утонченная душа, но он сделает все, что ты ему скажешь, и будет помогать тебе на следующий день или около того, пока ты не найдешь кого-нибудь подходящего. Мне позвать его вниз?”

Ее облегчение было таким искренним, что его на мгновение охватили дурные предчувствия. Магерсфонтейн Лагг не всем представлялся идеальным дворецким, и в своем