Человек с клеймом - Джоан Роулинг

XVII, "Еще стихи"

Поход Робин к врачу оказался сложнее, чем она предполагала. Она просто хотела узнать, стоит ли беспокоиться о резких болях в правом нижнем боку, и, по словам грубоватого молодого мужчины, к которому ее заставили обратиться вместо женщины-врача, которую она просила, ответ был "нет". Спросив ее, были ли у нее симптомы инфекции, например, повышенная температура, и хорошо ли зажило место разреза (она отклонила его предложение осмотра), он сказал:

– Вам сделали операцию, – словно она не осознавала этого, словно проспала шок, боль и морфин. – Вы все еще восстанавливаетесь. Вы были очень активны физически с тех пор, как выписались из больницы?

– Разумно, – сказала Робин, вспомнив рывок по тротуару к сараю Плага и сегодняшний забег вверх по лестнице агентства.

– Ну, вот и все, – сказал доктор.

– Хорошо, – сказала Робин, наклоняясь, чтобы поднять сумку и уйти, но доктор продолжил говорить.

– Вижу, в больнице с вами обсуждали ЭКО, – сказал он, не отрывая глаз от монитора компьютера.

– Да, но…

– Вам тридцать два, да?

– Да, – сказала Робин.

– Пока вам меньше тридцати пяти, вероятность рождения живого ребенка с помощью ЭКО составляет около пятидесяти пяти процентов, – сказал он, – но при первой имплантации шансы снижаются. Дождетесь сорока, и ваши шансы снизятся до десяти процентов.

– Хорошо, – сказала Робин, – что ж, спасибо…

– Женщины часто думают, что ЭКО – это подстраховка. Нет никаких гарантий. Если вы этого хотите, вам стоит задуматься…

– Лучше рано, чем поздно, – сказала Робин. – Да, хирург сказал.

Она не хотела показаться грубой, но ей уже порядком надоел этот терапевт, его статистика, монобровь и покровительственный тон. Возможно, она вообразила осуждающий вид, с которым он прочитал вслух "хламидиоз", но будь она проклята, если расскажет ему, как оказались повреждены ее фаллопиевы трубы.

Робин большую часть четырехчасовой поездки в Мэссем изображала жизнерадостность, которой на самом деле не испытывала. Мерфи, у которого хватило такта не упомянуть статью о Страйке и Кэнди, был в приподнятом настроении, потому что наконец-то ему и его команде удалось добиться ареста троих по делу попавших в перестрелку братьев: мужчины, выстрелившего из пистолета, водителя машины, из которой он это сделал, и девушки последнего, которая предоставила обоим фальшивое алиби. Искренне радуясь за него и за мать мальчиков, Робин была полна поздравлений и убеждала себя, что сейчас неподходящий момент рассказывать ему о визите к терапевту.

Когда именно наступит подходящий момент, чтобы обсудить это, Робин не знала. У нее было ужасное предчувствие, что если она расскажет Мерфи о шансах на успешные роды с помощью ЭКО, он предложит им немедленно начать попытки завести ребенка, что его прежнее "тебе всего тридцать два" быстро превратится в "тебе уже тридцать два". Робин снова подумала обо всех женщинах мира, которые были бы рады, если бы их парень захотел иметь с ними детей, и спросила себя, что с ней не так, что она чувствует панику и удушье при мысли о том, чего, как ей казалось, она когда-то хотела, до того, как ее отправили в захудалую контору на Денмарк-стрит временной секретаршей, и все изменилось: та часть ее, которую, как она думала, насильник отнял навсегда, оказалась не мертвой, а дремлющей, просто ожидающей своего шанса, в то время как то, что она принимала как должное – возможность иметь детей, когда пожелает, исчезло навсегда, хотя тогда она этого и не осознавала.

Не плачь, – твердила себе Робин, пока темная трасса М11 проносилась за окнами машины, по радио звучали рождественские песни, а Мерфи подробно рассказывал о том, как он лично заставил признаться девушку водителя, уличив женщину в противоречиях в ее рассказе.

– Она спайс-наркоманка, – сказал он Робин.

– Какая наркоманка?

– Спайс. Синтетическая марихуана. Сейчас повсюду. Она потела, как в сауне. Говорила примерно три слова в минуту. Потребовалось почти пять часов, чтобы ее сломать.

Мерфи сделал глоток воды, будто само воспоминание пересушило ему горло.

– Черт, как же я ждал этого отдыха. Мне нужно отвлечься.

– Мне тоже, – солгала Робин. На самом деле, она бы отдала все, чтобы ехать в противоположном направлении, обратно в свою одинокую квартиру и на работу, даже если бы именно там был тот мужчина, который схватил ее за шею. "Это случится снова, если ты, черт возьми, не сдашься".

Наконец, уже в темноте, они добрались до старого каменного дома в Мэссеме, где выросла Робин. Ее отец развесил белые гирлянды на старой сирени в палисаднике. Когда Робин нажала на дверной звонок, раздался шквал приветственных возгласов, во время которых Бетти, новый щенок, выскочила на улицу, и Мерфи пришлось ее спасать с середины дороги. Здесь были Стивен, старший брат Робин, и Дженни, его высокая жена, находящаяся на таком позднем сроке беременности, что ей потребовалось три попытки, чтобы встать с кресла и поприветствовать новоприбывших, и Джонатан, младший брат Робин, который теперь окончил университет и работал в консалтинговой компании по бренд-менеджменту в Манчестере; темноволосый отец Робин в очках в роговой оправе; и ее мать, Линда, чья привязанность к Мерфи означала, что он получил такие же теплые объятия, как и Робин. Семья отложила ужин, чтобы Робин и ее парень смогли присоединиться к ним. Все расселись вокруг за старым, натертым до блеска кухонным столом. Пол был застелен газетами из-за присутствия пока еще не приученной к туалету Бетти, чей хвост заставлял ее тело извиваться, когда она беспрестанно им виляла. Робин, слегка подбодрившись, выпила вина и съела запеканку из курицы с грибами, приготовленную матерью. Новость о том, что ее бывший муж Мэтью тоже приехал в город на Рождество со второй женой и сыном, не вызвала у нее ни малейшего содрогания.

– Она снова беременна, – сообщила Линда семье, – эта Сара. Я видела ее в супермаркете.

– Ну что ж, удачи ей, – сказала Робин нарочито безразлично.

– Когда ты должна родить? – спросил Мерфи у Дженни.

– Третьего января, – ответила та. – Но, честно говоря, пусть он хоть сегодня вылезает. С меня хватит этой чертовой изжоги.

– Мальчик? – удивилась Робин: она этого не знала.

– Ага. И, говорят, будет больше четырех килограмм, – сказал Стивен.

– Рада, что хоть кто-то из нас этим доволен, – вздохнула Дженни.

– Мы за нее переживали, – с притворным укором сказала Линда,