Спутник бросает тень - Анатоль Адольфович Имерманис
Тишина.
Какие-то странные лица.
Одинокий голос:
— Спасибо, инспектор, все ясно!
Старейший из репортеров Чарльз Фицпатрик повернулся к залу:
— Идемте, ребята! Инспектору нужен полный покой.
Через минуту зал был пуст...
34
В половине десятого Мун, свежий, побритый, подошел к столу. Настроение у него было преотличное. Но, увидев поджатые губы Джины и груду телеграмм на столе, он помрачнел.
Джина, заметив это, расплакалась:
— Как только принесли первую, я сразу все поняла! И каждые десять минут новая! Почему ты, Сэм, не можешь подумать о себе? Никому твоя правда не нужна. Миллионы людей живут нормально, только ты не умеешь...
— А твой Пэт умеет?
— Пэт — дело другое. Он без своей веры и жить бы не смог. Но ведь ты же нормальный человек.
— Ладно, хватит, маленькая, будь и ты нормальной. Давай-ка выкинем весь этот мусор. Послушай, ты даже не вскрывала их?
— А зачем? Я наизусть знаю все ругательства, которые там могут быть. Я же еще не забыла тот поток после дела... Ну, после того негритянского студента, которого убили...
— Ты что-то низко их ценишь, детка. За это время они могли придумать что-нибудь новое... Что ж, посмотрим! Да это же тебе!.. «Дорогая миссис Мун! От имени ассоциации Хранительниц Веры и Устоев выражаем вам глубочайшее соболезнование. Вы не должны поддаваться отчаянию, помните, что ваш муж настоящий герой!..» Видала, а ты все меня недооцениваешь! Но что это за юмористический выпуск? Ага, вот это уже мне. «Мы молим всевышнего, чтобы в нашей стране было как можно больше таких стопроцентных патриотов, как Вы. До последней капли крови, до последнего проблеска сознания стоять на своем посту, есть ли выше долг...» Джина, что это значит? «Вы пали жертвой, но Легион отомстит за Вас всем коммунистам и неграм!...»
Ворох разорванных телеграмм на полу рос и рос, и вместе с ним возрастало недоумение Муна.
— Где газеты?! — наконец закричал он.— Я начинаю что-то понимать. Наверняка эти паршивые газетчики содрали с меня кожу и вывернули ее наизнанку... Они же не могут написать двух слов, чтобы при этом трижды не соврать!
Пухлый воскресный выпуск «Морнинг сан» захрустел в его руках.
Сообщения о спутниках.
Арестован Констанцио. Фотография улыбающегося короля гангстеров.
Личный помощник президента уходит в отставку. Подозрения во взяточничестве.
«Новый путь к проникновению в тайны Вселенной» — интервью с мисс Зингер. «Гений проницающего духа, а не бездушная материя русских спутников». Фотография: Минерва держит в руке изображение венерианской метрополии.
Падают акции сталелитейной компании «Кайзер Стил». Лезут вверх акции табачной компании «Лолиллард»...
Газета была пролистана до конца. О вчерашней пресс-конференции ни звука. Как будто ее и не было.
Снова звонок. Джина поднялась.
— Не открывай! Пусть оставят эти идиотские телеграммы себе. Пусть думают, что нас нет дома.
Но звонок дребезжал все громче и громче. Мун не выдержал, выскочил в переднюю и, приоткрыв дверь, крикнул:
— Инспектор Мун здесь больше не проживает. Он изменил адрес!
— Жаль. Я надеялся застать его, но если он уже переселился в морг...
— Дейли?!
Дверь распахнулась, и в переднюю вошел как всегда улыбающийся сержант Дейли.
— В чем дело?
— Пришел попрощаться. Наши пути расходятся, инспектор.
— Я спрашиваю, сержант, в чем дело?
— Так ведь дело-то как раз в том, что я уже не сержант, а свободный гражданин, Кристофер Дейли. А вам придется подыскать себе другого помощника. Горячо рекомендую Бедстрепа. Глуп и невозмутим — отличные качества в наши дни. Вы все еще не понимаете? Ладно. Лафайет дал мне под зад.
— За что?
— За незаконное вторжение в квартиру свободного гражданина Блисса Троллопа, за нарушение конституции, декларации независимости и хартии прав...
— А ведь я предупреждал вас, Дейли... Но это не из-за обыска. Будьте спокойны, этот номер Лафайету не пройдет. Одно из двух — или он берет вас обратно, или мы уходим вместе.
И Мун потянулся за телефонной трубкой.
— Стоп! Сегодня воскресенье.
— Благодарю вас, сержант, вы очень предупредительны. Но я звоню к нему домой.
— А я и говорю, что сегодня воскресенье.
— Ну и?..
— Воскресный гольф.
— А!.. Черт бы его побрал!..
Не успела трубка упасть на место, как тут же раздался звонок.
— Инспектор Мун. Кто говорит?
— Не кричите, инспектор... Это ваш добрый знакомый Джек Левша. Я как прочитал в газете, так сразу понял, что дело худо... Не стоило вам с этими коммунистами связываться. И вообще политика — грязное дело. Сейфы куда надежнее. Советую вам обратиться к профессору Миреджу — лучший психиатр. Наши ребята всегда с ним дело имеют, когда невменяемость нужна...
— Спасибо. Надеюсь, вы мне выскажете все это при встрече. В ближайшее время.
— Вот уж не могу обещать вам, инспектор. До сих пор у нас с вами были деловые отношения, но поскольку Вы сейчас не у дел...
Мун положил трубку.
— Вы уже поняли, кто звонил? Джек Левша. Рекомендовал своего психиатра. Почему-то упомянул газету!.. Посмотрите вы, Дейли, я, очевидно, даже для чтения газет больше не гожусь.
Дейли взял газету и сразу ткнул пальцем в первую полосу. Заметка была подверстана к сообщению об аресте Констанцио. И ее легко было бы пропустить, если бы не заголовок:
ТРАГИЧЕСКИЙ ИСХОД ДЕЛА СПИТУЭЛЛА
«Вчера, как раз перед началом пресс-конференции, на которой инспектор Мун собирался объявить присутствующим имя московского агента, убившего Спитуэлла, его постигло тяжелое несчастье: нервная система инспектора надломилась. Инспектор Мун пал жертвой своего служебного долга. Пытаясь проникнуть в азиатские хитросплетения агентов Москвы и порвать их сеть, инспектор Мун частично утратил ясность рассудка. Принимая во внимание, что надежды на скорое выздоровление и восстановление душевного равновесия не очень обнадеживающи, начальник полицейского управления мистер Лафайет вынужден был принять заявление инспектора об отставке. Учитывая выдающиеся заслуги инспектора, полная пенсия ему будет выплачиваться с этого дня, хотя полной выслуги у него еще нет. В лице мистера Муна наша полиция теряет одного из выдающихся детективов».
35
— Здорово сработано! — признал Мун. — Ну что ж, Дейли. Вот и не надо мне звонить Лафайету. Обоих нас выпроводили пинком под зад.
— Но вас-то ведь незаконно!
— Еще как законно. В тот раз, когда Лафайет отказывался освободить