Посох двуликого Януса - Александра Маринина
Прокурор ни на какие уступки идти не хотел. Дескать, Крюков стрелял в безоружного несовершеннолетнего, а откуда взялся пистолет? Пашутин не сдал его в оружейку, когда уходил домой, а это грубое нарушение правил. Кстати, сам Крюков свой ствол тоже не сдал, хотя и не воспользовался им. С дисциплиной творится полное безобразие, опера напиваются прямо в служебных кабинетах и в нетрезвом виде разгуливают по городу с оружием в руках, начальника райотдела давно пора поставить на место, Крюкова посадить, Пашутину объявить взыскание и вообще показать кузькину мать. В итоге прокуратура сумела настоять на том, чтобы Виталия Крюкова предали суду по статье 108 Уголовного кодекса, а согласно этой статье за умышленное причинение тяжких телесных повреждений полагалось лишение свободы на срок до восьми лет. Правда, нижний предел в кодексе не указан, так что, если суд проявит снисходительность, есть надежда получить года четыре, а то и меньше.
Суд, однако же, проявил принципиальность. Правда, Юра Пашутин так и не понял, чем питалась эта принципиальность, правосознанием или конвертом. Совершенное деяние было переквалифицировано, теперь вместо статьи 108 Крюкову вменили всего лишь статью 111 «Тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение, причиненное при превышении пределов необходимой обороны», а там наказание совсем смешное: до одного года лишения свободы или исправительные работы. Зато все отягчающие моменты суд учел в полном объеме: и то, что потерпевший не достиг восемнадцати лет, и то, что подсудимый находился в состоянии опьянения. Виталий Крюков получил свой законный год за колючей проволокой. Покидая зал суда после вынесения приговора, он весело подмигнул Юре, который добросовестно ходил на все заседания и слушал судебное разбирательство и прения сторон, с трудом борясь с дурнотой и дрожью во всем теле.
Троих подельников потерпевшего привлекли за хулиганство, одним словом, раздали всем сестрам по серьгам.
Пашутин на удивление быстро оправился от всего пережитого, с увлечением работал, раскрывал преступления, ловил злодеев, а когда родилась дочка Леночка, стало казаться, что все это произошло не с ним. Вот его жизнь: служба, карьера, семья, маленький ребенок. А то, что было, – это не про него, это просто дурной сон. Примерно через полгода он с удивлением поймал себя на том, что вспоминает о Витальке Крюкове далеко не каждый день. Что ж, в двадцать пять лет душевные раны излечиваются быстро и тяжкие воспоминания перестают тревожить.
Прошло два с лишним года, и Виталий объявился. Позвонил, радостно поприветствовал, пригласил в ресторан. Приехал на новенькой иномарке, вальяжный, хорошо одетый, довольный собой. Юрий в своих старых джинсах и кожаной куртке, купленной еще до первого повышения цен, чувствовал себя рядом с ним бедным родственником.
– Не надумал государеву службу бросить? – спросил Виталий, развалившись за столом. – А то смотри, могу взять к себе, не пожалеешь. У меня бизнес еще до отсидки был налажен, на зоне я такими связями оброс, что мне теперь сам черт не брат. Бабло можно лопатами грести. Я ж на «красной» срок мотал, а там все сплошь спалившиеся менты и прокурорские, у них на воле все схвачено до самого верха.
Юрий отказался не раздумывая. Деньги были очень нужны, но не такой же ценой! Он снова был на хорошем счету у руководства, выговор с занесением в личное дело, полученный за нарушение порядка ношения оружия, давно сняли – поощрили за удачное раскрытие убийства, капитанское звание присвоили в срок, без задержек. Пашутин, несмотря на все бытовые и финансовые трудности, был твердо нацелен на карьеру в МВД.
Они в тот раз долго сидели в ресторане, Виталий с искренним интересом расспрашивал о бывших коллегах и начальниках, о переменах в руководстве, об отношениях с прокурорскими. В самом конце, уже расплатившись и оставив более чем щедрые чаевые, Крюков сказал:
– Ты подумай над моим предложением. Но если все-таки отказываешься, то не забудь: ты мне должен.
В тот момент Пашутин уже понял, что долг придется отдавать. Но надеялся, что обойдется.
Не обошлось. Начиналось, правда, с мелочей, которые не требовали от капитана Пашутина особо резких телодвижений, зато хорошо оплачивались. Подумаешь, ерунда какая: позвонить знакомому из другого территориального управления, попросить о небольшой услуге. Пашутину было противно, но он понимал, что обязан Виталию, который принял на себя его вину и отсидел. Где бы сейчас был он сам, капитан Пашутин, если бы друг Виталька не принес себя в жертву? Уж точно не в уголовном розыске и не на должности старшего опера.
Время шло, жизнь менялась. Жена ушла от Юрия, дочку забрала, вскоре вышла замуж во второй раз. Подошло время получать очередное звание, Пашутин стал майором и начальником отдела. Он был толковым, грамотным, умел правильно строить отношения на службе, его охотно двигали вверх по карьерной лестнице. Звание подполковника он получал, уже будучи сотрудником центрального аппарата в министерстве.
И все это время Виталька Крюков с завидным постоянством появлялся на пороге с одними и теми же словами: «Ты не забыл, что ты мне должен? Хорошо карьеру делаешь, молодец!» После этого следовала очередная просьба, которая с каждым разом все больше походила на задание и даже требование. А потом Крюков приносил пакет с деньгами. Сам он тоже изменился, в начале нулевых малиновые пиджаки вышли из моды, наглые разбогатевшие бандиты захотели переодеться в крупных бизнесменов и стать достойными членами общества. Виталька превратился в уважаемого Виталия Андреевича, владельца «заводов, газет, пароходов», благотворителя и мецената. Соответственно этому рос масштаб его запросов на услуги Пашутина и размер оплаты.
Не проходило дня, чтобы Юрий Константинович Пашутин не думал о том, как вырваться из этой кабалы. И каждый раз приходилось расписываться в собственном бессилии. Бессилии не перед обстоятельствами, а перед самим собой. «Я ему должен. Он спас меня от тюрьмы. Может быть, я бы сдох там, за колючкой. Но благодаря Витальке я жив и процветаю. Я не могу ему отказать».
Он не потратил ни одного доллара, ни одного евро из крюковских взяток. Впрочем, нет, в первое время, когда дань исчислялась всего сотней-другой в валюте, Юрий покупал кое-что крайне необходимое для жены и дочки, делал подарки
