Посох двуликого Януса - Александра Маринина
А их, денег этих, становилось с каждым годом все больше и больше. От второй жены Юрий их прятал в гараже, но и этот брак не продлился долго. Оставшись один, Пашутин переделал шкаф и стал хранить деньги дома. Даже покупкой сейфа не озаботился. Зачем? Украдут – туда им и дорога, пользоваться этими грязными деньгами он все равно не намерен.
К пятидесяти годам полковник Юрий Константинович Пашутин дорос до должности, которая позволяла получить генеральское звание. Карьера – штука непростая, не получится подниматься, не обрастая недоброжелателями и открытыми врагами. Таковые имелись и у Пашутина, поэтому с погонами генерал-майора не торопились. Он занимал в министерстве достаточно высокую позицию, чтобы решать сложные дорогостоящие вопросы в интересах Виталия Крюкова. Количество пачек в шкафу росло, и вместе с ними росла ненависть Пашутина к самому себе.
В пятьдесят три года он внезапно почувствовал, что больше не может. И подал рапорт о выходе в отставку. Его не особо старательно отговаривали: должность хлебная, «взяткоемкая», на нее очередь желающих длиной в километр. Произнесли какие-то обязательные слова о том, что он еще молод и мог бы работать, но рапорт быстро подписали.
Он осел дома и начал попивать. Угрюмый, неразговорчивый, почти ни с кем не общался. Разве что помогал соседям с мелкими бытовыми неурядицами, ради которых нет смысла вызывать профессиональных мастеров. Виталий исчез, не появлялся, да оно и понятно, ведь они общались только «по делу», никакой дружбы между ними больше не было. Бизнесмену Крюкову не нужен пенсионер Пашутин.
Юрий Константинович все больше погружался в депрессию, презирая самого себя и всю свою жизнь. То, что со стороны выглядело блестящей карьерой, на самом деле оказывалось всего лишь ярким фантиком, которым обернуты трусость и слабость.
А потом вдруг появилась эта девочка, соседка, Анисия Золотарева, со своей смешной, даже нелепой на первый взгляд просьбой помочь в разговорах с мошенниками. Пашутин согласился просто потому, что помощь соседям была для него нормой жизни. И неожиданно для себя втянулся, внутри словно что-то начало расправляться. Он ведь не был идеалистом и отдавал себе отчет, что борьба с экономическими преступлениями процентов на девяносто является борьбой за передел собственности и в результатах этой борьбы заинтересован не госбюджет, а частный бизнес. Деньги из одного толстого кармана переливаются в другой, такой же толстый. Сидя в своем министерском кабинете, Пашутин чувствовал себя марионеткой, которую используют в чужой драке, когда одни подминают под себя других, разоряют их, увеличивают собственные доходы и потом изворачиваются, чтобы заплатить как можно меньше налогов. Помогая Анисии записывать ролики для антимошеннических каналов, Юрий Константинович ощущал, что делает хоть что-то реально полезное. Для людей, для тех, кто рядом, кто живет так же, как он сам, а не для богачей и финансовых воротил.
Может, хотя бы под конец жизни ему удастся сделать что-то хорошее, доброе. Кому-то помочь. Уберечь от потери денег. В конце концов, кого-то рассмешить и поднять настроение.
Он часто думал о том, куда девать накопившиеся деньги. Понятно, что не тратить на себя, это ему противно. Подарить дочери? Но возникнет вопрос: откуда такие суммы у честного офицера. Отдать на благотворительность? Вопрос остается тем же. Стать анонимным жертвователем? Нет, все равно узнают, с нынешними технологиями все стало куда проще. Тем более деньги не переводом со счета на счет, а наличными, это теперь вызывает огромные подозрения, не то что два десятка лет назад. Пашутин решил, что подумает об этом лет через десять. Может, какие-то законы изменятся. Да и о том, что он когда-то был сотрудником центрального аппарата МВД, все уже забудут.
Но Анисия погибла. Ее убили. И снова навалились чернота, мрак и безысходность. Снова не было ничего, кроме осознания собственной трусости, слабости и никчемности существования. Он, Пашутин, – старая безвольная тряпка, он даже не находит в себе сил сопротивляться, когда его избивает какой-то молодой парень.
…Юрий Константинович аккуратно снял с крюка люстру, достал с антресолей толстую веревку и принялся накручивать петли. Оставить записку? А какой в этом смысл? Он никому не нужен, даже дочери, которая звонит пару раз в год и очень редко встречается с ним. Никому не будет интересно, почему он решил умереть. Да и не надо никому знать, пусть думают что хотят.
2090 год
– О чем думаешь?
– С третьего этажа город выглядит не так, как с двадцать восьмого, – ответила Наяна, продолжая смотреть в окно.
Ее квартира находилась на двадцать восьмом этаже, а номер Евгения в отеле – на третьем. Наяна с удивлением поняла, что давно уже не смотрела на близлежащие дома и улицы с такой высоты. На работе все корпуса окружены парком, с подругами она встречается чаще всего в кафешках и барах, расположенных на первых этажах. Она попыталась вспомнить, где еще бывала за последние месяцы, но в голову пришли только посиделки у Ирады перед ее свадьбой. Там тоже было достаточно высоко, двенадцатый этаж. Из окна своей квартиры Наяна видела город огромным, поистине бескрайним, просторным и безопасным. Из окна третьего этажа он казался тесным, неуклюжим и таящим в себе неприятные неожиданности. Как странно…
– Тебе не нравится другой взгляд на вещи? – спросил Бочаров. – Тебя это пугает или просто раздражает?
Наяна собиралась пригласить его вечером после работы к себе и приготовить ужин, но вдруг подумала, что прошло слишком мало времени после ухода Юбера. Ей показалось, что мебель, вещи, сам воздух в квартире еще помнят ее прежнего мужчину, пропитаны его запахом, его энергетикой. Приводить туда Евгения пока не хотелось. Это, разумеется, не то же самое, что пускать любовника в супружескую постель, но, по мнению Наяны, чем-то похоже.
Было уже совсем поздно, почти полночь. Они находятся здесь, в этом номере отеля, с пяти вечера и никак не могут расстаться. Наяна даже мысли не допускала о том, чтобы остаться на ночь: у нее не было с собой ни туалетных принадлежностей, ни сменного белья и одежды, в рюкзаке только то, что она обычно берет с собой на работу. Но как же ей не хотелось уходить!
Она не ответила на вопрос Евгения, только улыбнулась и смущенно пожала плечами.
– Наверное, мне пора домой.
– Жаль. Но это ничего, скоро
