Джастин Кейс - Мег Розофф

Он подумал о вечно неунывающем Питере, дрейфующем в каких-то мирных экваториальных течениях. Что такого в Питере? По какому такому праву он — неуклюжий и нескладный — остается неуязвимым? А еще он подумал о судьбе, ее безмолвном присутствии. Она заманивает его к краю пропасти, увлекает на тропу опасности, соблазняя уютным чувством защищенности, зазывает играть в нечестную игру, которую он стопроцентно проиграет.

Ему надоело поворачивать налево, когда он собирался направо, говорить «нет» вместо «да».

И все-таки. Стоит ему оступиться…

Его будущая жизнь представлялась ему неким адским забегом с препятствиями по минному полю. Мины хорошо спрятаны, зарыты глубоко в землю. Ему всего-то-навсего надо предугадывать их расположение и стараться не подорваться до второго пришествия.

Он сошел с тротуара и побежал по обочине. На неровной поверхности он стал спотыкаться.

Думай о чем-нибудь другом, сказал он себе. О чем-нибудь приятном. Он вспомнил оригинальный подкат Миранды. Он вдохнул мысль о встрече с ней, золотую, благоухающую пряной и душной двусмысленностью. Он сосредоточился, впустил ее, чтобы она вытолкнула из его головы судьбу и заменила ее мрачные миазмы дурманом своей божественной привлекательности. Он мысленно исследовал ее тело, проводил рукой по чувственному изгибу ее презрения, закрывал глаза и зарывался лицом в упрямую шелковистую глубину ее безразличия. Он позволил сердцу гнать ее свечение по венам, как морфий, как адреналин, от которого тело разогревается, заряжается и скользит, все ускоряясь.

Вспоминая их встречу, он не испытывал нежности. Он не воображал, как они идут рука об руку и перекидываются шутками и ласковыми словечками. Вместо этого он сразу перескочил к вечеринке, на которой они жарко танцуют под какого-нибудь модного диджея. Он берет ее за руку и ведет через беснующуюся толпу в укромное местечко, в спальню, где они ласкают друг друга, распаляясь до удушья, до отчаяния, и доводят дело до конца, но не в худшем смысле, а ровно настолько, чтобы он перестал чувствовать себя громадной ходячей вывеской с пульсирующей розовым неоном надписью «ДЕВСТВЕННИК».

Он несся, едва дыша от изнеможения, и чувствовал, как последние обрывки позолоченного облака рассеиваются, и он остается один, растерянный мальчик, придавленный тяжестью мрачной действительности на фоне унылого пейзажа. Все равно его не Миранда интересует. Казалось, его тело готово реагировать на любую девушку спазмом благодарного вожделения. Он отдан на милость всего женского пола. Он слишком податлив, а потому беззащитен перед самой страшной угрозой. Он вступит в трясину, как слепец, сгинет в омуте неизвестности, беспомощно махая руками. Он утонет.

Наконец он остановился, упер руки в колени, тяжело дыша, посмотрел на часы, и дождался, когда мозг затечет обратно в тело. Под левым коленом скапливалась боль, грудь вздымалась, лицо горело, на мокрых ногах вздулись мозоли.

Лутон остался позади, он добежал до окраин Тоддингтона. Двенадцать миль. Дождь лил как из ведра. Весь мир кругом медленно обращался в грязь. Усталый и вымокший до нитки, он захромал домой.

19

Миранда пошла на вечеринку Анджелы с Алексом. У Алекса была машина, тонна самоуверенности и никаких мозгов. Он точно не был геем.

Алекса и Миранду могли бы объявить идеальной парой по результатам классного голосования, настолько высока была их совместимость по всем жизненно важным параметрам: одинаково привлекательны, одинаково популярны, одинаковое выражение генетического превосходства на лицах при значительных аргументах против. На вечеринке Анджелы они танцевали, пили дешевое вино из пластиковых стаканчиков и жадно обнимались в углу. Алекс завалил Миранду на кучу пальто, одну руку сунул ей под лифчик, а другой положил ее руку с идеальным маникюром на тугой бугор у него между ног. Он застонал, и Миранда отвернулась с легким отвращением.

В конце концов они вместе ушли и провели жаркие полчаса в его машине, где Миранда предоставила требуемое сексуальное удовлетворение. Ее новый парень не удружил в ответ, и она бы возмутилась, если бы хоть на секунду об этом задумалась.

Как бы то ни было, парочка удалась. Начиная с того вечера Миранда и Алекс вместе ходили на уроки, вместе обедали, вместе делали домашнее задание. Только одним они не занимались вместе — полноценным сексом, потому что Миранда брезговала телесными выделениями, а Алекс брезговал презервативами.

Все в школе знали про их отношения и одобряли их, потому что они вселяли твердую уверенность, что всему находится свое место; что в мире царят строгие понятные правила и изящные конструкции правят любовью так же, как и природой.

Новость дошла до Джастина, и он сделал вид, что ему совершенно все равно.

На самом деле его угнетали размеры, до которых выросла коллекция его упущенных возможностей. И то, что Миранда не особо его интересовала, не мешало ему чувствовать, что он загубил их отношения в зародыше. Мало того что бойфренд из него не получился, так еще судьба решила взять шире и ко всему этому добавить равнодушие и мелкие неудачи, которые постепенно нагромождались и превращались в чертов Эверест бессмысленных усилий, в шаткую вершину, с которой он в конце концов упадет и расшибется насмерть.

Агнес, похоже, забыла о его существовании, во всяком случае, так он толковал ее молчание. Десять раз на дню он неподвижно сидел перед телефоном и проигрывал в голове непринужденные разговоры. Первые несколько дней Боб следил за ним внимательно, с любопытством и одобрением. Но даже он сдался, когда стало понятно, что Джастин не решится на активные действия.

Он перестал вставать с постели, сказал матери, что у него грипп, и лежал целыми днями, ворочаясь в жару сомнений. Мать каждое утро нерешительно стучалась к нему в спальню, трогала лоб и констатировала, «что он не такой горячий, как вчера».

«Даже не теплый, вообще-то говоря, — думал он. — Фригидный, по сути». Из сонного оцепенения его вывел телефонный звонок. В конце концов он взял трубку.

— Что с тобой стряслось? — Агнес была в бешенстве. — Ты как сквозь землю провалился. Как тебе фотографии?

— Какие фотографии?

Какие фотографии? Агнес покачала головой. Ну ты даешь, Джастин Кейс.

— Не важно. Когда встретимся?

— Я болею.

Она хмыкнула:

— По голосу не скажешь, что ты нездоров. По голосу у тебя депрессия. Когда ты последний раз выходил из дома?

Он так и видел, как она хмурится.

— Я выходил пробежаться несколько дней назад.

— Бег не в счет. В школу, в магазин, в кино, в гости. Хоть куда-нибудь.

Он молчал.

— Вспоминай.

— Неделю назад, где-то так.

Она не виделась с ним две.

— У тебя еще и агорафобия, что ли?

— Нет, — сказал он с досадой. — Просто неохота выходить.

— Джастин, только старушки-кошатницы сидят дома