Родной дом - Нина Александровна Емельянова

РОДИМЫЕ ПОЛЯ

Телега катилась легко по сухой, пыльной дороге. Витька с удовольствием смотрел на блестящую спину Рыжего, на его копыта. Они легко прикасались к земле и ставили на мягкой пыли ровные круглые отпечатки: большие — от передних растоптанных копыт, поменьше — от задних. В синем, обещавшем жаркий день небе широкими кругами плавал ястреб. Потом, махая крыльями, полетел к ближнему лесу и сел на тонкую верхушку лиственницы.

Накануне вечером дядя Алексей спросил отца, когда он возьмет его с собой на поля.

— Поедем-ка завтра, — ответил отец. — Как раз Илья Прокопьевич тоже едет со мной на дальнее поле. К уборке там надо оборудовать полевой ток. Вот мы прекрасно и съездим.

— А как же я? — закричал Витька.

— А я? — откликнулся о кровати как будто уже заснувший Федя.

Отец и дядя засмеялись.

И вот сегодня рано утром Витька сбегал в поскотину за конем, положил на телегу свежего пахучего сена, прикрыл стареньким половиком, а Федя, едва только заведи Рыжего в оглобли, забрался первым на телегу, «чтобы его не забыли», и сидел там, пока не поехали.

Наконец подошел Илья Прокопьевич, как всегда, в синей сатиновой рубахе, вылинявшей на плечах, высокий с пристальным взглядом темных, строгих как будто глаз. Но Витька знал, какой это прекрасный человек. Дядя Илья однажды подарил им с Федей железную шестеренку от трактора; зубья у нее, правда, были кое-где выломаны, но это никакого значения не имело. Ее можно было приладить на большом гвозде к концу длинной палки, мчаться и катить это сооружение перед собой куда угодно, пока не крикнет тебе над ухом рассерженный встречный: «Куда тебя лешак несет! Летишь прямо на людей!» У Володьки Малинина такой шестеренки не было,

— Этих тоже берешь? — показал Илья Прокопьевич на Витьку с Федей и усмехнулся. — Был бы у меня сегодня мотоцикл в порядке, одного посадил бы к себе. Да вот приходится самому с тобой попутчиком ехать.

— Пусть присматриваются да приучаются, — ответил отец, привязывая вожжи.

К чему им с Федей надо «присматриваться», Витька не понял и скривил было насмешливо губы: кажется, уж поля-то они видели не раз! Отец взглянул на него и покачал головой. И как это он все видит?

На выезде из села Илья Прокопьевич показал на старый сосновый пень у самой дороги.

— Эх, пень богатеющий! — сказал он. — Каждый раз, когда езжу мимо, думаю: выкорчевать его смолья-то сколько вышло бы! Давно его заметил, верно, остался от бывшей здесь тайги.

— Широкий, как колесо у телеги, — сказал Витька. — Вот какое было дерево!

— А для чего вам смолье? — спросил дядя.

— Смолье-то? Да теперь, пожалуй, и не для чего… Лучили мы раньше. А вам, Алексей Васильевич, разве не приходилось со смольем рыбу лучить? (Дядя Алексей покачал головой: «Не случалось!») Очень уж красивая ловля! Правда, нынче запрещенная: подраненной рыбы много уходит и зря гибнет. Но ведь это как колоть!

Тут Илья Прокопьевич стал рассказывать разные случаи, и Витька вспомнил, как отец, вернувшись с войны, однажды взял его с собой лучить. Сидеть в лодке надо было тихо, дядя Илья бил острогой без промаха, ночь была темная-темная, а смолье ярко горело.

— А ведь острогу-то, Гриша, я у тебя на подызбице видел! — лукаво сказал дядя Алексей.

«И хитер же этот дядя Алексей!» — подумал Витька, сразу догадываясь, что дяде охота посмотреть, как лучат.

Острога дома действительно была. Она хранилась в сенях за дверью и без употребления изрядно поржавела. Витька как-то вытаскивал ее на двор: черен у этой остроги был очень уж гладкий и длинный, а Витьке тогда до зарезу понадобилась именно такая палка. Он и хотел отрубить ее сколько надо, но отец отобрал у него топор, да еще и подзатыльника дал, и забросил острогу на подызбицу.

— А знаешь, Григорий, — снова заговорил дядя Илья, — ведь можно Алексею Васильевичу показать, как с лучом рыбу добывают. После уборочной мы же будем озеро за старой Светлой спускать… Видали, Алексей Васильевич, там длинное озерко? Мы на правлении решили зеркального карпа в нем разводить. Вот и думаем это озерко осушить и прочистить.

— Здорово! — закричал Витька. — Вот вы, дядя Алексей, и посмотрите…

— Витька! — оборвал отец. — Опять лезешь вперед?

— Ну, я думаю, тогда пенек этот от нас не уйдет, — засмеялся Илья Прокопьевич.

— Нет, Илья, с пнем этим провозишься, — сказал отец, — а вон, гляди, те будут способнее.

В стороне от дороги на зеленой лужайке едва виднелись над землей подгнившие остатки когда-то врытых здесь столбов.

— Здесь, — сказал отец, — стоял хлев, голов на сорок скота. Был у нас Евсей Сытов, крепкий кулак, всегда работников держал, И лавка у него была. Еще его дедом был построен этот хлев. У Сытова, здесь в Кедровке, я и батрачил, это место первой моей работы. Ты, Илья, должен «самого» хорошо помнить.

— Сытова нам с тобой, Гриша, до смерти не забыть.

— Забыл бы, может, да метка осталась…

Глубокую эту, словно рваную, метку на плече отца Витька не раз видел в бане, даже трогал: глубокая, почти до кости! Так вот она откуда! А отец и не говорил!

Дядя Алексей взглянул на отца, но ответил Илья Прокопьевич:

— Сытовское дело! И ведь чьей рукой он его стукнул. Батрак был один у Сытова, темный, забитый парень, так этот дьявол Сытов навел его на Григория. Как уж он его, чем убедил, не знаю, но только он…

— Хватит тебе, Илья, неохота ворошить это дело… — перебил отец.

— Ну, был суд, а Григорий на суде сказал: «Шкворень этот направлен рукой Сытова — вот кто общий наш враг».

Отец молчал, думая о чем-то своем.

За поскотиной было поле с высокими, но редкими кустами картофеля. Отец показал дяде Алексею: неважно на этом участке их бригада посадили картофель!

— А кто садил? — горячо вступил Витька. — Это же Васькин отчим!

— Витька! — оборвал его отец. — Сам будешь работать, тогда суди.

Уже по обеим сторонам дороги встала высокая рожь с тяжелыми, крупными колосьями; смотришь на них и думаешь: вот, почему отец так хвалил ржаное поле. Но какие же поля пшеницы пошли дальше! Радуясь, что дядя Алексей видит их несметное богатство прекрасного хлеба, Витька вдруг и сам понял, какое оно огромное; немало надо было труда и заботы, чтобы вырастить его таким.

Дорога стлалась все дальше и дальше. Было необыкновенно хорошо ехать вместе со всеми и, показывая дяде эти знакомые