Родной дом - Нина Александровна Емельянова
— Нет, Егор Иванович, не балуюсь, я тоже с Антоном работал.
— Работал? — засмеялся председатель, и его моложавое на вид лицо покрылось морщинками. — Это, брат, очень хорошо, что работал… Ну, а теперь давайте посмотрим, что тут большие мужики наработали. Показывай, у Илья Прокопьевич.
Все пошли под крышу тока, и дядя Илья показал на размеченную и подготовленную площадку, где будет подрабатываться зерно. Витька смотрел то на Илью Прокопьевича, то на председателя и слушал с полным вниманием. Как все оказывалось просто и интересно!
Егор Иванович, видно, все привык делать быстро, без задержки. Обойдя ток и как бы примерив что-то в мыслях, он подошел к отцу.
— Придется тебе тут, Григорий Васильевич, во время уборки поработать. Морозов просил, — пояснил он. — Закрепите здесь постоянных людей, чтобы каждый знал кому что делать.
— Людей только у нас хватит ли, Егор Иванович? — сказал отец.
— Сами в своей полеводческой бригаде найдете… — Председатель посмотрел на Витьку. — Учетчик вот вам тоже нужен… Был бы ты, парень, побольше, взяли бы мы тебя учитывать, сколько зерна будет на току подрабатываться.
— Папа, возьмите меня, я справлюсь! — закричал Витька. — Егор Иванович, пусть он возьмет меня!
— Там видно будет. Работа — дело серьезное.
Федюшка простодушно смотрел на взрослых.
— Дядя Егор, — вдруг сказал он, — а мы с Витькой тоже работали. Вот наш ток!
Председатель взглянул на Федюшкин ток, покачал головой и похвалил:
— Дельно! Работяги вы с Витькой, что и говорить.
Ну, испортил Федька все дело. Куда уж теперь проситься’ в учетчики!
Егор Иванович повернулся к дяде Алексею:
— Наверное, вам, московским гостям, наша колхозная механизация простой кажется. А?
— Нет, отчего же! Вот электричество бы сюда…
— Дело за вами, — ответил Егор Иванович, весело со всеми попрощался и уехал.
— Быстёр! — сказал дядя Алексей улыбаясь.
— Подколол он тебя, Алексей Васильевич, наш председатель-то, — пошутил Илья Прокопьевич.
— Так ведь он прав, — уже серьезно ответил дядя. — Мы для этого к вам на Обь приехали. Егор Иваныч ваш мне понравился.
— Его у нас все уважают: хороший председатель; главное, умеет вокруг дела людей организовать. И лодырей не поваживает.
Это Витька знал. Как было тогда с Васькиным отчимом? В прошлом году Витька с интересом смотрел, как во время покоса хитроватый этот мужик сметывает стожок — просто курам на смех. Сено же в нем сразу промокнет от первого дождя! Тут подъехал Егор Иванович, постоял, посмотрел на готовый стожок, да и сказал: «Вот и хорошо, стожок этот себе на трудодни и возьмешь!»
— Ну, вы оставайтесь пока здесь! — крикнул, садясь на телегу, отец, — Мне надо съездить горючее в бочках замерить. Они тут лежат недалеко. А оттуда заеду в Кривой лог — там у нас трактор пашет. Надо заправить.
Отец уехал, забрав с собой Федюшку. Над сухой дорогой долго стояла тонкая пыль, она постепенно садилась и расплывалась над полем. Витька увидел, что Илья Прокопьевич вместе с дядей посредине тока что-то меряют складным метром, и пошел было к ним, но передумал и полез наверх, на крышу. Он уселся на самом коньке и стал смотреть кругом. Антон все еще работал.
Да, вот как Егор Иваныч высмеял его — назвал работягой! Небось не видел, как Витька помогал Антону.
Сколько соломы на крышу перетаскал, очень хорошо работал… Сначала было интересно, а потом ему просто не захотелось, И Федька этот еще…
И тут его работа ясно представилась ему баловством: захотел и бросил! А настоящую — пока не кончил, бросать нельзя. Неужели у него духу не достанет работать по-настоящему? Он, Витька, возьмется сейчас и будет до конца дня помогать Антону.
Витька быстро перебрался к другу:
— Антон! Давай я опять буду тебе помогать! Ладно?
Друг не стал возражать. Теперь работалось весело. Захватив охапку соломы, Витька подавал ее на крышу; солома была прошлогодняя, от комбайна, пыльная и, когда Витька старался подобрать ее поровнее, сильно кололась. Ну и что же, что колется! Пустяки!
К концу дня крыша тока была вся покрыта. Друзья слезли вниз и уселись в стороне отдохнуть и полюбоваться трудом своих рук. Пустой сейчас ток стад постепенно заполняться в воображении Витьки разными «агрегатами» и работающими около них людьми. И он сам, учетчик, стоял тут же — значительная фигура на новом току.
Жара уже спадала. Одна из великолепнейших картин мира — плодоносящая земля, возделанная руками родных и близких Витьке людей, окружая мальчика, захватывала его в свою деятельную, полную забот и радостей жизнь, и он чувствовал эту великую связь земли и человека, не умея, может быть, сказать об этом словами.
Когда они с Антоном подошли к взрослым, сидевшим у костра, среди них Витька увидел отца и Федю. В ведре варилась каша и рядом на тагане был навешен закопченный чайник. Тут велись опять те разговоры взрослых, которые всегда так привлекали Витьку.
— Ехал я сейчас — какое же море хлебов! — сказал отец. — А ведь с малого начинали…
— А помнишь, Григорий, — спросил дядя Илья, — как ты шестнадцатого хозяина, дядю Евстрата, часов десять уговаривал? Он все никак решиться не мог.
— Почему «шестнадцатый», — спросил дядя Алексей, — и почему «уговаривал»?
— А вот почему, — ответил дядя Илья. — Трое нас колхоз-то начинали — Григорий, шурин его Филипп да я. С трудом набрали мы пятнадцать хозяйств. Желание у многих было, а смелости — хоть в люди занимать иди! Беднота — народ боязливый. Сомневались: как оно будет. Ведь таких полей, что нас сейчас окружают, никто и представить не мог. Григорий как самый грамотный поехал в Усть-Светлую. А в районе регистрировать нас не стали. Так и сказали: «Меньше шестнадцати семей — не колхоз, Добирай еще семью».
— Получалось, что организация колхоза зависела у нас от согласия дяди Евстрата, — усмехнулся отец. — А его уговаривали с двух сторон: с одной — мы с Филиппом, с другой — Сытов. Он не гнушался и сам по дворам ходить: «Не пишитесь, говорит, в колхоз, вам за это ничего не будет». Уж когда Евстрат совсем решил и дал согласие и я его заявление на листке из сынишкиной тетрадки и пятнадцати нашим приложил, Сытов снова пришел к нему; «Ты корову свою зарежь —
