Родной дом - Нина Александровна Емельянова

— Знаете, дядя Алексей, здесь мы с папкой в поза прошлом году залежь подымали, — говорил Витька. Став на колени, он держался за дядино плечо и указывал вперед на круглое поле, где ветер перевевал шелковистый густой овес.

Рыжий бежал, помахивая длинным хвостом, и, хотя он вез четверых, не считая Феди, гладкие его бока были совсем сухие. Отец давал теперь ему бежать вольно, иногда придерживая, чтобы конь прошел шажком; ни спусков, ни крутых подъемов не было на дороге.

Широкие поля вдали ограничивались зеленой каймой леса. Порой лес подступал веселой гривкой ближе к дороге, тогда видны были белые и зеленые стволы берез и осин; трава на опушке местами была выкошена, и за ней стеной стояли густые заросли малинника.

— Грибов тут всегда бывает! — восхищенно сказал Витька. — Папа, можно нам с Федюшкой поискать грибов?

— Сначала, сынок, надо дело сделать, — ответил отец. — Не я с вами поехал, а вы со мной, так нынче я ваш командир. И в поле есть на что поглядеть.

Да, поглядеть было на что: вся эта открытая солнцу и синему сейчас небу земля была заполнена густыми волнами золотеющей пшеницы, зеленоватого овса. Эти густые хлеба уходили во все стороны, поднимались на холмы, спускались в низинки. Они были еще не тронуты ножами комбайнов и стояли во всем своем спеющем великолепии. Хотелось провести рукой по этим тесно стоящим колосьям, почувствовать их шелковистую гущину.

Позади осталось поле с озимой рожью, а вот это засеяно пшеницей «диамант», а это — «гарнет», а тут — семенной овес. Вот какая красота — чистый, ровный, высокий!

— А почему тут разное качество хлебов на полях? — спросил дядя Алексей. — Ведь на том поле овес был реже и ниже, а этот — богатырь и красавец.

— Тут вот в чем дело, — быстро взглянув на отца и поняв, что он разрешает, ответил Витька: — снега зимой было много и в глубоких ложках намело плотно, а на высоких местах его сдувало, там снег лег потоньше. Поле, где вырос хороший овес, маленько в низине лежит, снега на нем скоплялось довольно. Бугор же, где уродился редкий овес, весной быстро обсох. Влаги ему не хватило, вот он и вырос редкий…

Это-то Витька хорошо знает и может объяснить кому угодно.

— Вот посмотрите, Алексей Васильевич, — сказал дядя Илья, — почему здесь нам нужен полевой ток. Поле далекое, уборка начнется — все это, — он обвел рукой полукруг перед собой, — надо успеть взять быстро, сохранить. С ближних полей мы хлеб сразу на центральный ток везем.

— Хорош, брат, хлеб на полях, а считать его в закромах будем, — сказал отец.

Солнце поднялось высоко над полями, видно было, как струится горячий воздух над желто-зеленым морем. На вспотевшую, запыленную спину Рыжего то и дело садились слепни. Когда они кусали до крови, конь вздрагивал всей кожей, а отец хлестал березовой хворостиной по лошадиным бокам, стараясь достать до живота и согнать слепней. Наконец, не вытерпев, он остановил Рыжего, соскочил и, взяв с телеги клок сена, крепко нажимая им провел несколько раз по спине и бокам лошади.

— Вот хорошо! — похвалил Федя. — А то они так совсем закусают Рыжего. Да, папа?

— Беда-то в том, что всех их никак не перебьешь, — ответил отец.

Наконец впереди, у опушки небольшого березового колка, показались столбы и на них легкие стропила из тонких жердей. Внизу, от дымокуров, разложенных по сторонам ровно расчищенного тока, тянулись по ветру белые ленты дыма, пахнущие полынью.

— Вот и наш ток, — сказал отец.

На току работало несколько человек. Двое из них расширяли площадку прошлогоднего тока, очищали ее и получше утрамбовывали. Третий, в майке и выгоревшей тюбетейке крыл крышу соломой. Какой-то парнишка помогал ему. Под эту крышу с одной стороны тока будут ссыпать зерно с комбайнов, а с другой — очищенное веялками зерно транспортер понесет в кузов машины. Веялки и вал транспортера будет крутить движок. Это Витька сообразил сам, как только Илья Прокопьевич стал показывать, где и как все разместится. Прежде Витька такого не видал. Обычно зерно лежало под открытым небом большими ворохами, и так приятно было улечься около него на теплую от солнца землю и пропускать через вальцы сухие тяжелые зерна… Если запустить руку поглубже, там было горячо — зерно «грелось». Греться ему было вредно, и поэтому около такого вороха стояло несколько девушек с лопатами; они перелопачивали зерно не давали ему улеживаться плотно.

Парнишка наверху повернулся, и Витька узнал друга.

— Антон, — закричал он, — что ты тут делаешь? Слезай, побежим с нами в рощу.

— Нет, Витя, я не могу, меня сюда дядя Морозов работать прислал.

Это было другое дело, и Витьке сразу захотелось самому такой же ответственной работы.

— Тогда давай я буду тебе помогать, Антон.

Тут Семен с верхнего конца Кедровки — это оказался он — сказал, что Витька может подавать солому. И Витька с рвением принялся за дело. Минут сорок-пятьдесят он поработал, потом его взгляд отвлекся в сторону Федюшки, строившего себе по другую сторону дороги маленький ток, совсем такой, как настоящий. Сейчас Федя, воткнув «столбы» из палочек, безуспешно пытался приладить к ним стропила.

— Антон, я сейчас сбегаю, помогу Федьке… — сказал Витька.

— Иди, коли хочешь, — спокойно ответил Антон, разравнивая солому на стропилах.

— А в рощу потом пойдем?

— Я же, Витя, работаю…

Что же получается? Антон, значит, работает, а Витька чуть не два часа таскал солому на крышу, помогал укладывать, и, выходит, по его мнению, он не работает! Он обиделся на друга и, подбежав к Феде, стал налаживать ему стропила и крыть их травой. Федюшка восхищенно смотрел на брата голубыми глазами: ток действительно получился как настоящий.

Над полем пшеницы по дороге из второй полеводческой бригады показался столб пыли; в жарком спокойном воздухе он быстро приближался к току.

— Гляди, Федюшка, это каш «газик»! — воскликнул Витька. — Наверное, председатель едет…

Все ближе слышался шум идущей машины, скоро «газик» выскочил как будто прямо из пшеницы, пыльный, горячий и, как показалось Витьке, — веселый. Машина подкатила и остановилась у самого тока.

Плотный, небольшой ростом председатель колхоза Егор Иванович быстро вышел из машины и так же быстро подал руку Илье Прокопьевичу, отцу, дяде, всем подряд, и заговорил с дядей Алексеем.

Витька с Федюшкой подбежали, когда Егор Иванович, подняв голову и глядя на покрытую часть стропил, разговаривал с Ильей Прокопьевичем.

— Похоже, ладно работает ломовский-то парнишка? — говорил он. — Спрашивает меня Морозов: «Николая Ломова сын