Возвращение на Большой Каретный - Анатолий Борисович Утевский

Возвращение на Большой Каретный

Утевский Анатолий Борисович

Утевский А.Б., 2004

Издательство «Известия», 2004

В книге использованы фотоматериалы Государственного Культурного Центра-Музея В.С. Высоцкого «Дом Высоцкого на Таганке»

К МОЕМУ ДОРОГОМУ ЧИТАТЕЛЮ

Я никогда не вёл дневника, не мог и подумать, что когда-нибудь придётся писать о своём знаменитом друге. Да и не был он для меня тем Высоцким-актёром, поэтом с гитарой. Мне кажется, ещё в детстве Высоцкий надел какую-то маску, а вот снять так и не смог. Эта маска одних отпугивала, других удивляла, третьих оставляла равнодушными. Володя смеялся, шутил, страдал, обижался, но при этом держал людей на расстоянии от своей души. А тем было недосуг разобраться, что при всей мужественности и бескомпромиссности, силе духа и характера, при его таланте он оставался… мальчишкой. Мальчишкой с Большого Каретного.

Годы моей юности пришлись на 1950-е. Писк моды тех лет — узкие брюки-дудочки, из-под которых выглядывали пёстрые носки, ботинки на толстой ребристой подошве, яркие широкие галстуки с красоткой в чаше бокала или обезьяной на пальме, длинные пиджаки с широкими накладными плечами, а на голове тщательно взбитый кок. Мы танцевали буги-вуги, крутили самодельные пластинки, записанные на использованных рентгеновских снимках — «рёбрах». В моей жизни было много яркого и интересного, и всё это записалось на «рёбра» памяти… И одна из самых ярких «записей» — это мой друг. Владимир Высоцкий, о котором я много думаю и возвращаюсь мыслями к нашей дружбе.

Возвращение всегда имеет некоторый оттенок грусти, особенно когда речь идёт о глубине более чем полувекового прошлого. Повинуясь законам возраста, минувшее приобретает всё большую яркость и отчетливость в деталях. Неожиданно вспоминается давно забытое, внося новую логику в цепь событий, встреч и расставаний, из которых, в сущности, и состоит жизнь. Я часто возвращаюсь мысленно или во сне в этот маленький мирок Большого Каретного. Для меня это необходимая порция бальзама, которая очищает мою душу, придает силы, скрадывают мою седину, вселяет в меня веру в людей и желание жить. Название переулка стало крылатой фразой, символом творчества Володи Высоцкого. Большой Каретный, дом, где мы жили, моя семья, семья Высоцких, семья Кочаряна. Память о нём завораживает, вызывает ностальгию, воспоминания о молодости, юности, счастливых днях.

«Кони привередливые» короткого земного бытия Высоцкого, которых он так умолял «быть помедленнее», словно обезумев от потери возницы, вырвались на свободу, облетев многие страны и континенты, оказались в космическом пространстве, став планетой, летящей вокруг светила. Анна Ахматова мудро заметила, что, когда человек умирает, меняются его портреты. Нередко этому невольно способствуют друзья — благодарная память редактирует воспоминания. Остро чувствую это, перечитывая мемуары о Владимире Высоцком, написанные людьми из мира театра и кино, а также его родными и близкими. Надеюсь, что и в моих скромных записках уважаемый читатель откроет для себя «неизвестного» Высоцкого.

Анатолий Утевский

КАК ВОВА ВЫСОЦКИЙ СТАЛ МЛАДШИМ БРАТОМ ТОЛИ УТЕВСКОГО

…Большой Каретный. Обыкновенный с виду переулок. Старый. Московский. Пятьсот шагов в длину, пятнадцать — от стены одного дома до стены другого на противоположной стороне. Двести лет назад здесь была окраина Москвы, заселённая стрельцами и ремесленниками, чьи скромные домишки выходили к Садовому кольцу, к Самотёке. Столетие спустя тут появились роскошные усадьбы и доходные дома, где начали селиться дворяне и купцы. А совсем рядом, в Каретном ряду, бойко торговали экипажами различных типов и назначений.

Для меня Большой Каретный — целая эпоха, это Время, забыть которое невозможно. Здесь жили мои родители, здесь я родился, здесь прошло моё бесшабашное и незабываемое детство, пролетело отрочество — яркие и прекрасные годы моей жизни. Здесь я обрёл неповторимых друзей.

И один из них — Владимир Высоцкий.

Послевоенное детство. Не очень сытое, но восторженное, богатое событиями и ожиданиями. Война незаметно уходила в прошлое, оставляя свои неизгладимые следы. Жёстче всего время било по подросткам, и поэтому для многих прозвище «подранки» подходило наиболее точно. Двор на Большом Каретном — своеобразный клуб со своими правилами, играми, голубятнями, табу. Мы были детьми этого двора, но не улицы. Рядом была Малюшенка, Лихов переулок с хулиганскими компаниями, со своим почти уголовным миром. Там прочно утверждались свои, совсем другие законы (если честно, мы побаивались кривых улочек в районе Цветного бульвара, — впрочем, не о них разговор). Но для нас всё это было где-то рядом: нечто, о чём знали понаслышке, но не более. Двор на Большом Каретном в этом смысле можно было назвать благополучным. Насколько я знаю, никто из нашей компании не стал ни вором, ни хулиганом, ни заядлым голубятником.

Жизни угодно было распорядиться так, что большую часть войны мы с Володей были в эвакуации: я с отцом и матерью войну пережил в Оренбурге, а Володя с мамой, Ниной Максимовной Высоцкой, — в Оренбургской области под городом Бузулук. Мы не знали, да и не могли знать, что судьба сведёт нас на Большом Каретном, что мы будем жить в одном доме, учиться в одной школе — здесь же, на Большом Каретном.

Володька появился в нашем дворе в 1949 году. Он приехал из Германии (где жил три года в городе Эберсвальде) вместе со своим отцом, Семёном Владимировичем Высоцким, кадровым военным, и его женой, Евгенией Степановной Лихолатовой-Высоцкой. Поселились они в доме № 15 на Большом Каретном, где у Евгении Степановны в четырёхкомнатной квартире была комната на первом этаже. Соседи — Северина Викторовна и ее муж дядя Саша (для которых жена Семёна Владимировича была как дочь) — отдали им одну из своих двух комнат: «Вас трое, вам тесно теперь в одной комнате…» Семён Владимирович потом не раз с восхищением говорил об этом: «И никаких документов, никаких денег! Вот такие были люди!» В той же квартире жила и племянница Евгении Степановны — Лида Сарнова. Володя был очень привязан к ней, нежно называл «Лидиком». Забегая вперёд, скажу, что наши родители были в очень тёплых отношениях, и что моя мама и Евгения Степановна до последних дней жизни ежедневно перезванивались.

Его зачислили в пятый класс нашей 186-й мужской школы. Подружились мы, когда он учился в шестом, а я — в девятом. Разница в возрасте у нас была довольно солидная, но ни тогда, ни впоследствии