Допинг. Запрещенные страницы - Григорий Михайлович Родченков
В Нитре я выиграл бег на 1500 метров с результатом 3:53.2. Первый километр мы топтались и толкались, начали медленно, пробежали первую тысячу за 2:42, и тут все сразу понеслись сломя голову, я с ними тоже разогнался, на повороте немного продышался и очухался, вдруг обрёл уверенность — и на последних двухстах метрах держался с лидерами, всё контролировал, пока не оторвался от них на финише. Если было бы надо, я бы мог прибавить ещё, скорости у меня переключались, как на мотоцикле. Победа! Я вывинтил шипы, отдал эти страшные гвозди организаторам и поблагодарил, потом немного побегал, замялся и переоделся. И меня наградили красивой хрустальной вазой, самой большой и тяжёлой за всю мою карьеру, — и в газете «Московский университет» напечатали фотографию: мне вручают эту вазу из зелёного хрусталя. Фотография, правда, была чёрно-белой.
Вот и лето прошло! Вернулись в Москву, и сразу навалились учёба, дожди, холод, темнота. Оказалось, что меня заявили на чемпионат СССР по лёгкой атлетике. Конечно, в сильнейший забег меня не поставили. Бежали 19 сентября в Лужниках, на Большой спортивной арене, где всегда по кругу дует ветер. После тёплой Братиславы холод был невыносимый, четыре градуса жары, как мы шутили. Я разминался в двух костюмах, затем мне безжалостно намазали и растерли спину, руки и ноги западногерманским Финалгоном, была такая разогревающая мазь, от неё кожа просто горела. Дали команду «снять костюмы»; меня сразу объял дикий холод, будто вошёл в ледяную воду! Нас построили в два ряда, выстрел — побежали, и все мысли сразу вылетели из моей головы. Без особых усилий, на автопилоте, я начал бег в толпе со всеми; на отметке 3000 метров у нас было 8:28, вроде ничего такого особенного, бегу и бегу, переставляю ноги и смотрю, чтобы никого не зацепить и чтобы меня не задели. И кто бы мог подумать, что я выбегу из 14 минут, пробегу 5000 метров за 13:58.91! Я столько об этом мечтал, а получилось так буднично и неожиданно, по холодку, без хрипов и мучений, и мне совсем немного не хватило до выполнения норматива мастера спорта СССР — 13:55.0.
Зато основные мучения начались в метро: спина и ноги горели невыносимо! В вагонном тепле я согрелся и вспотел, и Финалгон стал жечь с утроенной силой. Так, наверное, грешники будут гореть в спортивном допинговом аду, если таковой существует. Это была настоящая пытка, я считал каждую минуту, каждую остановку, пока не выскочил на конечной станции метро «Молодёжная» на ночной ветер и холод, сразу меня ожививший.
2.6 Окончание университета. — Военные сборы
Пошёл последний, пятый курс обучения в университете. Свою дипломную работу я выполнял на кафедре химической кинетики; на этой небольшой кафедре, где всего работало человек тридцать, было два великих академика, учёных с мировым именем, — Н. Н. Семёнов и Н. М. Эмануэль. Николай Николаевич Семёнов был нобелевским лауреатом по химии, и его классическую монографию «Цепные реакции», написанную в 1931 году, я читал как детектив, на одном дыхании. Академик Семёнов создал на кафедре межфакультетскую лазерную группу, объединившую аспирантов и научных сотрудников химического и физического факультетов МГУ. И когда я возился со своей дипломной работой, к нам с физфака поступила в аспирантуру моя будущая супруга Вероника Владимировна Горюнова. Мы занимались лазерами на основе органических красителей с перестраиваемой длиной волны излучения, измеряли квантовый выход флуоресценции и время жизни в возбуждённом состоянии, изучали образование водородной связи и перенос протона, рассчитывали константы равновесия. Полный кайф, только научный.
В середине июня 1982 года, после защиты дипломных работ, наш пятый курс забрали на трёхмесячные военные сборы: забрали полностью, от сборов не отбился никто. На военной кафедре полковник Бойко строго объявил: «Вот защитили вы диплом — и сразу встали в строй, все до одного: хромые, слепые, больные, — никто без прохождения военных сборов диплома не получит». Был разгар холодной войны и другой, горячей, афганской. Сборы проходили в Вязниках, это триста километров на восток от Москвы, там стоял отдельный батальон химической защиты, где нас тренировали в полевых условиях, обучали по специальности «командир взвода противохимической и радиационной защиты», военно-учётная специальность (ВУС) 0601.
Гоняли нас основательно, приговаривая, что в условиях современной войны кадровый состав вооруженных сил будет полностью выведен из строя в первые три месяца и воевать до победного конца предстоит нам, офицерам запаса. Так что сборы прошли по полной программе: три месяца в сапогах и в казарме, присяга, автомат Калашникова за спиной (я чистил его чуть ли не каждый день, не то пойдёшь в наряд вне очереди!), противогаз и ОЗК (общевойсковой защитный костюм). Подлые комары ночью, мошкá и слепни днём; туалет на улице и баня раз в неделю. Еда — взять завтрак для примера: треть батона белого хлеба, сначала разрезанного вдоль, затем на три части поперёк, с засунутым внутрь кусочком масла, чай, сахар и каша с жирами непонятного происхождения; зато по выходным дням на завтрак давали отварное яйцо и разрешали час поспать после обеда. Все растолстели, но всё равно нам постоянно хотелось есть. В офицерском буфете, куда студентов пускали, а рядовых солдат нет, мы дополнительно покупали пряники и печенье, а ещё сливовый джем в стеклянных банках, по виду неотличимый от солидола. Наевшись, мы сидели и мечтали, кто что, как только вернётся домой, сразу съест. Не знаю почему, но мне очень хотелось яичницу с колбасой и помидорами.
А ещё мне запомнилось вот что. Будучи полуслепым на правый глаз и стреляя с левого плеча, — а это ужас, когда прямо перед носом вылетают гильзы и сыпятся на твоих товарищей, лежащих и стреляющих рядом, — я умудрился отстрелять лучше всех на 100 и 150 метров! Вот запись в моём дневнике от 23 июня 1982 года, в среду:
На стрельбище комаров тучи. Зачитал капитан т/б, репетировали выход на линию огня. Первое упражнение (N1, по грудной мишени) я выполнил лучше всех во взводе, на отл. — 26 очков. Яникеев снимал меня как героя дня. След. упр.: 3 очереди
