Андрей Громыко. Дипломат номер один - Леонид Михайлович Млечин
Андрей Андреевич бдительно следил за тем, чтобы в отношениях с «третьим миром» не совершались роковые ошибки. Особенно когда речь шла о таких вождях, как хозяин Ливии Муамар Каддафи, который все сорок два года своего правления испытывал непреодолимую тягу к опереточным мундирам и помпезным церемониям – подобно многим восточным царькам.
Судьба лидера ливийской революции полковника Муамара Каддафи могла сложиться иначе, если бы союзники в свое время пошли навстречу Сталину.
Громыко хорошо помнил, как после разгрома нацистской Германии и ее союзников победители обсуждали судьбу итальянских колоний в Африке. Нарком иностранных дел Молотов на встрече с американскими дипломатами требовал передать Советскому Союзу право опеки над одной из них – Триполитанией. Это территория нынешней Ливии. Под опеку передавались народы и территории, которые, как считалось, недостаточно развиты и не готовы еще устроить государственную жизнь самостоятельно.
Американцы не соглашались. На переговорах с государственным секретарем США Джеймсом Фрэнсисом Бирнсом упрямый и упорный Молотов настаивал: почему же вы не поддерживаете нашу просьбу о предоставлении Советскому Союзу подопечных территорий?
Бирнс ответил Молотову, что англичане хотят оставить итальянские колонии за собой, у французов другое мнение, а Советский Союз требует их для себя… При таких обстоятельствах лучшее решение – не передавать этих колоний никому.
Сталин остался без Ливии. Пожалуй, это к лучшему. А то молодые ливийские офицеры-националисты во главе с Муамаром Каддафи восстали бы не против собственного короля, а против советского наместника. И их ненависть выплеснулась бы не на американцев с англичанами, а на нашу страну.
В 1976 году Каддафи подписал контракт с Москвой на покупку вооружений стоимостью в двенадцать миллиардов долларов – фантастические по тем временам деньги. Среди прочего заказал две тысячи восемьсот танков. Но, даже когда он вооружил свою сухопутную армию советскими танками и ракетами, военно-воздушные силы – полутысячей боевых самолетов, флот – шестью подводными лодками, все равно понимал, что не может позволить себе участвовать в сколько-нибудь серьезной войне.
Поэтому Каддафи, как и некоторые другие ближневосточные лидеры, пытался обзавестись ядерным оружием. Рассчитывал на помощь Москвы. Он намеревался купить в Советском Союзе полный ядерный топливный цикл, в том числе тяжеловодный реактор на природном уране, необходимый для производства оружейного плутония.
В Москве за эту сделку ухватились влиятельное Министерство среднего машиностроения и заместитель главы правительства, старый друг Брежнева еще по Днепропетровску Николай Тихонов. Но ядерную сделку торпедировал осторожный Громыко. В частности, МИД справедливо сослался на то, что казна Ливии не так уж богата и Каддафи никогда не расплатится.
Громыко и его дипломаты не испытывали восторга от своего непредсказуемого союзника. И в лучшие времена баллистические ракеты и самолеты дальнего радиуса действия Каддафи не продавали. Суперсовременное оружие могло толкнуть эмоционально неустойчивого полковника на какую-нибудь авантюру.
У Громыко сердце не лежало к государствам «третьего мира». Он не считал их серьезными партнерами. В Индию его всего однажды заставили съездить. И то чуть не силком.
– Он считал, что «третий мир» – это одно беспокойство, – рассказывал Анатолий Добрынин. – Он сам мне это говорил.
Анатолий Черняев вспоминал, как в конце декабря 1975 года в Завидово, где шла работа над очередной речью генерального секретаря, приехал Громыко. Они три часа беседовали с Брежневым. Все думали, что министр явился поздравлять генерального секретаря – на следующий день, 19 декабря, Леониду Ильичу исполнялось шестьдесят девять лет. Утром за завтраком Брежнев сказал:
– Громыко отпросился от Японии. Он по решению политбюро должен ехать в начале января. Я согласился: конечно, неохота ему Новый год портить подготовкой, поездка трудная. Да и смысла особого нет: они хотят островов, мы их не даем. Так что результатов все равно никаких не будет. Ничего не изменится – поедет он или не поедет.
Помощник Брежнева по международным делам Александров-Агентов буквально взорвался:
– Неправильно это, Леонид Ильич. Мы – серьезное государство? Мы должны держать слово? Или нам плевать? Мы четырежды обещали, японцы уже опубликовали о визите в газетах. Мы с их престижем должны считаться? Или мы совсем хотим отдать их китайцам? Громыко, видите ли, Новый год не хочется портить. И решение политбюро для него ничто! Приехал отпрашиваться! Неправильно вы поступили, Леонид Ильич!
Брежнев не ожидал атаки, вяло оправдывался:
– Он попросил, я согласился…
Александров-Агентов, человек сухой, но преданный делу, гнул свое:
– Вот и неправильно, что согласились. Американский госсекретарь Киссинджер в этом году пять раз был в Японии. Тоже ведь ничего, кажется, не изменилось. А наш Громыко в Бельгию, Италию, во Францию, еще куда-то – пожалуйста. А как действительно сложную работу делать, ему «не хочется Новый год портить». Надо разговаривать с японцами. Пусть, как вы говорите, мы ничего не можем сейчас им дать. Но надо вести переговоры, показывать свою добрую волю. Это крупнейшая страна, и она хочет иметь дело с нами. Этим стоит дорожить, считаться с этим. В этом смысл дипломатии.
Другие помощники генерального поддержали Александрова-Агентова. Брежнев пытался перевести разговор на другую тему. Но не получилось. Он помрачнел, бросил салфетку:
– Хорошенький подарочек вы подготовили мне ко дню рождения!
Леонид Ильич ушел. Вернувшись, посмотрел на помощника:
– Целый час разговаривал с Громыко. Сказал ему, чтобы ехал в Японию.
Но Андрей Андреевич так и не полетел в Токио.
В 2016 году необитаемый остров в проливе Уруп, входящий в Курильский городской округ Сахалинской области, назвали в честь Громыко – по предложению представительства МИД России в Южно-Сахалинске, поддержанному сахалинским отделением Русского географического общества…
Одна из главных трудностей Громыко состояла в том, что члены политбюро либо совсем ничего не понимали в мировых делах, либо находились в плену каких-то фантастических мифов. Сложные чувства советские лидеры испытывали в отношении американцев – уважение и презрение, зависть и пренебрежение. В Москве всегда тяжело переживали президентские выборы в США, не зная, наладятся ли отношения с новым человеком.
В мае 1972 года в роли президента Соединенных Штатов Ричард Никсон прилетел в Москву, и это стало огромным событием для Брежнева. Впрочем, для американцев тоже. Две страны шли от кризиса к кризису. Советско-американские отношения складывались так, что иногда возникало ощущение безнадежности. Но Громыко неутомимо трудился на своем посту. И ситуация менялась.
В 1970 году руководитель аппарата Белого дома и будущий государственный секретарь Александр Хейг приехал к Добрынину в здание советского посольства на 16-й улице в Вашингтоне. Они уединились в кабинете посла. Хейг угрожающим тоном изложил суть президентского поручения. Американская разведка обнаружила, что Советский Союз строит в Сьенфуэгосе, на южном побережье Кубы, базу
