Валериан Куйбышев. «Буду отстаивать свою программу» - Андрей Иванович Колганов

Куйбышев также организовал переброску на Крайний Север дирижаблей, позаботившись об обеспечении экспедиции Дирижаблестроя всем необходимым, направив телеграмму с распоряжением об этом секретарю Дальневосточного крайкома ВКП(б) Л.И. Лаврентьеву (Картвелишвили)[738]. Помимо этого, Валериан Владимирович изучал возможность добраться до зимовщиков на собачьих упряжках, бомбардируя местные органы власти соответствующими телеграммами.

Ставка на авиацию оправдала себя. Несмотря на множественные аварии и поломки самолетов, не приспособленных для эксплуатации в полярных условиях, да еще и в зимний период, 13 апреля последние зимовщики были вывезены со льдины в Ванкарем. Свою роль сыграли и закупленные в США самолеты. Хотя один из них потерпел крушение при перелете в Ванкарем, на втором был эвакуирован на Аляску тяжело заболевший начальник экспедиции на «Челюскине» О.Ю. Шмидт, поскольку это было ближайшее место, где ему могли оказать квалифицированную медицинскую помощь.

Ледокол «Красин» дошел до бухты Провидения близ Берингова пролива только в мае, но участие в спасении челюскинцев все же принял. Он обеспечил проводку во льдах до Петропавловска-Камчатского пароходов «Смоленск» и «Сталинград», на которых эвакуировали из Ванкарема спасенных челюскинцев.

14 апреля Куйбышев смог доложить ЦК ВКП(б) и СНК СССР о благополучном завершении спасательной операции. В ней проявились сильные стороны характера и способностей Валериана Владимировича: упорство, целеустремленность, способность целиком отдавать себя делу, умение дотошно вникать во все детали, постоянно контролировать решение возникающих вопросов, в чем ему помогал также и богатый опыт организаторской и хозяйственной работы.

19 июля 1934 года, после прибытия челюскинцев в Москву, Куйбышев по праву открывает митинг в честь успешного завершения всей этой многомесячной эпопеи. Усилия, которые вложил Куйбышев в организацию спасения членов экспедиции на «Челюскине», привели к заслуженному росту его авторитета и популярности.

Куйбышев как член Политбюро и заместитель председателя правительства занимался, разумеется, не только организацией вызволения челюскинцев из арктических льдов, но и продолжал одновременно в течение зимы – весны 1934 года решать массу текущих вопросов, возглавляя по поручению Политбюро различные комиссии. В составе, а нередко и во главе этих комиссий он занимается разработкой плана снабжения Дальневосточного края мясом, изучает вопрос об обеспечении оборудованием программы добычи радия, решает вопросы порядка найма рабочих и инженерно-технических работников на оборонные заводы, готовит решение о распределении территории Владивостокского порта между рыбодобывающими организациями и т. д. Не остается без поручений и Комиссия советского контроля: на нее возлагается наблюдение за исполнением решения Политбюро о сокращении операций Торгсина. Также практически на каждом заседании Политбюро Куйбышеву поручается исполнение решений об использовании тех или иных средств, находящихся в распоряжении Госкомрезервов СТО СССР.

Фактически круг обязанностей Куйбышева был некоторое время еще шире, поскольку он сложил с себя обязанности председателя Госплана только в мае 1934 года.

Однако Куйбышеву приходилось заниматься и такими делами, которые не имели прямого отношения к решению хозяйственных вопросов. Ведь новая должность председателя Комиссии советского контроля предполагала, что в поле ее зрения должна находиться работа всех государственных организаций. Так, когда Политбюро приняло решение о реорганизации республиканских органов внутренних дел и ОГПУ СССР и создании на их базе Народного комиссариата внутренних дел СССР, Куйбышев был включен в состав комиссии, вырабатывавшей соответствующее положение о новом наркомате. 21 марта подготовленный проект был утвержден Политбюро[739]. Тем же постановлением Политбюро было утверждено и положение об Особом совещании НКВД СССР, которому предоставлялось право во внесудебном порядке применять ссылку или высылку либо заключение в исправительно-трудовые лагеря сроком до 5 лет, а также высылку за границу иностранных граждан. Так что Куйбышев приложил руку к созданию этого административного органа. Примечательно, что под письмом Сталину о направлении ему проекта этого положения, стоят три подписи: Каганович, Ягода, Куйбышев. Однако, справедливости ради стоит сказать, что права Особого совещания оказались сильно ограничены по сравнению с имевшимися ранее правами Судебной коллегии ОГПУ, которая могла приговаривать даже и к высшей мере.

НКВД СССР было образовано постановлением ЦИК СССР от 10 июля 1934 года, а Особое совещание – постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября того же года. Так что до июля 1934 года продолжало действовать ОГПУ (а фактически реорганизация затянулась еще на несколько месяцев), и Куйбышеву довелось иметь прямое касательство к деятельности этого органа.

В поле зрения Политбюро негативные моменты в работе ОГПУ попадают еще в апреле 1934 года. И в разрешении связанных с этим проблем так или иначе участвует и Куйбышев.

Сначала внимание Политбюро было обращено на действия Транспортного отдела ОГПУ. В результате было предписано прекратить «аресты работников железнодорожного транспорта без согласования в каждом отдельном случае лично с начальником дороги»[740]. Кроме того, ряд поручений по упорядочению работы ТО ОГПУ был дан комиссии по подготовке образования НКВД СССР (куда входил Куйбышев), а также самому Куйбышеву персонально:

«Поручить ТО ОГПУ и прокуратуре СССР в пятидневный срок разработать порядок производства арестов должностных лиц на транспорте и внести на утверждение в комиссию по Наркомвнуделу.

Поручить ОГПУ в пятидневный срок разработать положение о транспортном отделе (ТО ОГПУ), его правах и функциях и внести на утверждение в комиссию по Наркомвнуделу.

Поручить комиссии т. Куйбышева:

а) в пятидневный срок рассмотреть вопрос об укреплении органов прокуратуры квалифицированными кадрами;

б) в декадный срок рассмотреть вопрос о военизированной охране и войсках ОГПУ на жел. дор. транспорте»[741].

Другая проблема в работе ОГПУ оказалась значительно серьезнее. Еще 3 апреля Прокурор СССР И.А. Акулов направил Сталину записку с предложением тщательно расследовать факты, изложенные в подробном (на 12 страницах) заявлении осужденного к 10 годам лагерей начальника военизированных горноспасательных частей А.И. Селявкина, которое тот сумел переправить своему бывшему начальнику Г.К. Орджоникидзе[742].

Селявкин заявлял, что в ОГПУ его вынудили к самооговору (признании в передаче иностранной разведке секретного документа, которого не существовало в природе), угрожая, что в случае отказа от признания приговор будет самым суровым[743].

Было ясно, что дело абсолютно дутое, и Политбюро отнеслось к осужденному милостиво. Его и других лиц, проходивших по этому делу, освободили и всего лишь запретили проживание в Москве, Ленинграде и столицах союзных республик сроком на 3 года[744]. О восстановлении в должности речи не шло, равно как и о наказании мастеров фабрикации фальшивых «дел» из ОГПУ. Напротив, последние росли в чинах и званиях (впрочем, 1938 год они не пережили).

Действия следователей, сознательно фабриковавших дело на пустом месте, Политбюро сочло лишь «недочетами»:

«1. Предложить всей руководящей верхушке ОГПУ обратить