Избранные воспоминания и статьи - Осип Аронович Пятницкий
Моя работа в Берлине за это время не ограничивалась только посылкой литературы в Россию. Ко мне попадали все товарищи, которые приезжали за границу из России по делу «Искры», и все, которые из-за границы ехали в Россию. На эти приезды и отъезды мною было истрачено немало сил и времени, ибо товарищи приезжали оборванные, усталые и не знали языка.
Переписка с Россией тоже велась отчасти через Берлин, и мне приходилось эти письма собирать, расшифровывать и отправлять по месту назначения.
До II съезда партии нас было в Берлине несколько человек; из них только я один занимался специально и целиком делом, о котором я писал выше. После же II съезда я остался один для всех дел, которые были в Берлине. Сравнивая работу, которую я делал тогда, с аналогичной работой в наших условиях, я прихожу к выводу, что теперь для такой работы понадобились бы, наверно, заведующий, зам. заведующего, шифротдел, конторщики, машинистки, секретари и т. д. Тогда же никому и в голову не приходило привлекать для этой работы еще постоянных работников.
Должен еще прибавить, что в Берлине, как и в других городах Германии, Франции и Швейцарии, существовала группа содействия «Искре», членом которой был и я. В то время, до раскола партии, в берлинскую группу входили: П. Г. Смидович, Вечеслов, Никитин (при Керенском — московский градоначальник, а потом министр почт и телеграфов), Санин, Окулова{51}, Рубинштейн, Шергов{52}, Конягин (Гальперин), Лядов, Лядова, Н. Бах, Житомирский (оказавшийся провокатором) и др. Берлинская группа собирала деньги для партийных нужд, устраивала спектакли, лекции, дискуссии и т. д.
Несмотря на то что я был занят русскими делами, я понемногу втягивался в берлинское рабочее движение, ибо сталкивался со многими активными деятелями партийного, профессионального и кооперативного движения. Совершенно незаметно для себя я стал читать немецкие партийные и профессиональные газеты без помощи учителя немецкого языка. В такой работе пролетела половина лета, и в Берлин стали приезжать в июле 1903 г. делегаты на II съезд партии. Они останавливались в Берлине на несколько дней и уезжали дальше. Из них помню т. Кардашева{53} из «Северного союза» (недавно умер) и Кострова (Жордания, теперь обивающий пороги буржуазных министров и натравливающий их против Советского Союза), которых я до того времени не знал. В памяти у меня не осталось ничего о сделанных в Берлине подготовительных шагах к созыву съезда. Не помню также, устраивались ли собрания в Берлине для обсуждения порядка дня съезда. Некоторое время к нам совсем не поступало сведений о работах съезда. Мы же с напряженным вниманием ждали вестей и ловили всякие слухи о заседаниях съезда. Мы были убеждены, что направление «Искры» возьмет верх; но насколько гладко пройдет объединение разрозненных групп и организаций в единую партию, тогда было трудно себе представить, хотя насущная необходимость в объединении признавалась всеми.
Наконец до нас дошли слухи о несогласиях среди самих искровцев. Мне эти слухи казались невероятными. Мы предполагали, что на съезде будут крупные разногласия с рабочедельцами и с теми, кто их поддерживал, но неожиданны были для меня лично разногласия среди искровцев, которых я привык рассматривать как однородное целое. Я тогда пережил тревожные дни. Наконец в Берлин вернулись делегаты съезда. Мы заслушали доклады обеих сторон о съезде, и сразу же началась агитация за то и другое направление. У меня получилась раздвоенность. С одной стороны, мне было жаль, что обидели Засулич, Потресова{54}, с которым я познакомился в Берлине, и Аксельрода{55}, выкинув их из редакции «Искры». Ведь «Искра» так прекрасно редактировалась (тогда я не знал, кто пишет и кто не пишет из редакторов, не знал, что в редакции бывали разногласия и что принципиальные статьи посылались всем членам редакции, которые жили в разных странах, раньше чем они могли быть помещены в «Искре»), К тому же товарищи, с которыми я был так близок, Блюменфельд и др., оказались в лагере меньшевиков. С другой стороны, я целиком стоял за организационную структуру партии, предложенную Лениным. Логика моя была с большинством, чувства мои (если можно так выразиться) — с меньшинством. Тогда же меня поразило поведение Кострова (Жордания) на съезде: он все время шел вместе с большинством (с Лениным и Плехановым{56}), но, после того как съезд решил закрыть все кустарные местные органы печати и оставить только газету «Искра» как ЦО партии, он обиделся за закрытие грузинского органа, редактором которого он был, и перешел на сторону меньшинства съезда{57}. Я никак не мог понять, как мог делегат съезда переменить свои взгляды из-за того, что решение съезда затронуло газету его организации. Жордания впоследствии сделался ярым противником большинства, заядлым меньшевиком.
Мне пришлось отправлять делегатов съезда в Россию. С некоторыми из них я сам ездил на границу. Вместе с Землячкой{58} я поехал в Пруссию, в одну деревню, на самой русской границе, в Ортельсбургском районе (около города Остроленко, который был тогда на русской стороне). Тогда я впервые познакомился с Землячкой. Нам пришлось целый день прожить в деревне в ожидании унтер-офицера русской пограничной стражи, который за плату переправлял людей через границу, не зная, конечно, кто они такие. Я был связан с одним немецким крестьянином, а последний уже был связан с чинами русской пограничной стражи. Он повел т. Землячку через границу лесом. В тот же день я узнал, что она благополучно перешла границу и направилась на станцию железной дороги. Тогда я двинулся на другие границы, где меня ждали другие делегаты. Вернувшись в Берлин, я застал уже раскол среди берлинских искровцев: Вечеслов сделался сторонником меньшевиков, П. Г. Смидович вначале колебался (лишь по приезде в Россию, куда он поехал после II съезда, он примкнул к большинству). Гальперин стал большевиком. Вчерашние друзья и единомышленники стали врагами — они перестали понимать друг друга. Мне было трудно разобраться в ворохе сплетен, извращений сторонниками меньшинства речей и докладов сторонников большинства, которые мешали уяснению действительных разногласий. Да к тому же было непонятно, почему небольшие, как мне тогда казалось, разногласия должны мешать совместной работе, тем более, что после съезда открылось такое широкое поле для работы!
В октябре 1903 г. мы, члены «Заграничной лиги русской революционной социал-демократии», были вызваны в Женеву. Туда поехали Гальперин,
